Фрэнк Перетти: Монстр

— Видите две ели и куст между ними?

Они видели. Она вывела на экран снимок трупа монстра. Две ели виднелись на заднем плане. Синг выделила ели рамкой и увеличила масштаб изображения.

— Взгляните, джентльмены. Присмотритесь повнимательнее.

Сначала все молчали, изучая увеличенное изображение двух еловых стволов с брызгами зелёных, жёлтых и рыжих листьев между ними.

Зелёные, жёлтые и рыжие.

Но рыжие — только в одном месте.

— Кажется, я вижу, — сказал Рид, очерчивая контуры пальцем.

Синг выделила рыжее пятно и увеличила масштаб изображения, пока оно не начало распадаться на отдельные пиксели.

Джимми прищурил глаза, напряжённо вглядываясь в экран.

— Этот снимок сделал я?

Теперь все видели: куполообразная голова, рыжий лоб, два жёлтых глаза и приплюснутый нос — лицо притаившегося в зарослях существа, внимательно наблюдающего за происходящим на лужайке.

— Это она, — сказал Рид. — Рахиль.

— Это обязательно нужно показать Бек, — сказал Кэп.

— Где она, кстати? — спросил Джимми. Рид поднял руку, успокаивая всех.

— В лесу.

— Она в своём уме? — хором спросили все. Рид кивнул.

— Она сейчас вернётся. Ей просто нужно попрощаться.

Бек ушла недалеко: просто немного прошла по тропе Лост-Крик, чтобы неподвижно постоять среди деревьев, в отдалении от своего мира, на самой границе их мира.

Припухлость лица у неё почти спала, остались лишь жёлтые, фиолетовые и синие пятна кровоподтёков. Царапины заживали. Лодыжка пришла в норму.

Заикание так и не вернулось. Бек по-прежнему порой испытывала приступы застенчивости, но впервые за всё время супружеской жизни она отвечала по телефону.

Она приняла душ с шампунем, о котором столь часто мечтала первые несколько дней в лесу. Её кожа была чистой, влажной и благоухающей.

И всё же запах сасквотчей остался — у неё в памяти.

Она пришла сюда за ответом на вопрос, наверное, просто за ответом на вопрос, а надолго ли, она не знала. Одной минуты, одной ночи, одной жизни, возможно, не хватит, чтобы закончить то, что казалось незавершённым.

Разве только…

Она прислушалась к голосу леса. Птицы пели свою последнюю на сегодня песню, но их было немного. Лёгкий ветерок пролетал сквозь кроны деревьев у самых верхушек, но так тихо, что не заглушал все прочие звуки.

Бек не чувствовала себя глупо, когда засвистела; она только думала, как бы поудачнее воспроизвести переливистый свист кипящего чайника в главной части и затейливую трель в конце. В первый раз получилось весьма посредственно. Во второй — уже лучше. А с третьей попытки свист вышел просто замечательно — почти в точности, как у Рахили.

Потом Бек стояла тихо, напряжённо прислушиваясь, прекрасно сознавая, насколько ничтожны шансы получить ответ, понимая, что никогда никому не расскажет, и гадая, достаточно ли далеко разнёсся по лесу свист.

Голос леса не смолкал, но ему было нечего сказать ей.

Да, это было немного глупо. Горы такие бескрайние, лес такой дремучий. Ветер мог унести свист в неверном направлении.

Бек повернулась и двинулась обратно…

Где-то в лесу, далеко-далеко, засвистел кипящий чайник.

Она застыла на месте, затаив дыхание и отчаянно напрягая слух.

Кипящий чайник свистел, с протяжными переливами, с короткой заключительной трелью — и гораздо, гораздо лучше, чем Бек.

Потом наступила тишина — только тихий шум ветра и последняя вечерняя песня одной птицы. Бек немного всплакнула, глубоко счастливая и избавленная от необходимости усиленно искать ответ на свой вопрос. Она зашагала обратно по тропе, пока не стемнело.

Возможно, это пела птица, кричал лось или скрипело какое-нибудь дерево, раскачиваясь на ветру. Она точно не знала.

Но этого ей было достаточно — пока. А может, и навсегда.