Иван Афанасьев - Тегле

Юрий протянул птице хлеб. Олкона, переваливаясь с боку на бок, подошла поближе и схватила его клювом за руку. Чуть-чуть, только чтобы обозначить намерения. Затем птица отошла в сторону, подпрыгнула, и, тяжело взмахивая крыльями, взлетела на верхушку сосны. Олкона смотрела на них сверху, а ведунья и ученик с недоумением глядели на нее. Ярилка никогда раньше не видела, чтобы Олкона летала. Она появлялась на своем участке и исчезала совершенно неожиданно, иногда ее не было несколько месяцев кряду. Где она путешествовала, как кормилась — неизвестно. Бывало, что птица отказывалась принимать пищу от кого-то из ведунов. Но брать клювом за руку, летать — такого Ярилка не припоминала.

— Учеников с Олконой не знакомят, не так ли? — Юрий понял, что Ярилка и сама слабо представляет, что на самом деле есть Олкона.

— Ты считаешься учеником, но все члены Совета понимают, что ты выше их. Твое появление очень многое меняет, нам приходится нарушать традиции. Иди спать. Мне запретили к тебе ходить.

Без пояснений было ясно, кто запретил — гривас, конечно. И не менее понятно было, почему. Белогор не мог допустить, чтобы в обучении нового брата произошли задержки. Братство Увилбене Ласа определилось в своей поддержке Кондрахина.

Завтракал в этот раз Юрий в большом ученическом доме, сидя за одним столом с Викусом и Светояром. Ученики ели в молчании, но мысленный разговор не прекращался. Кондрахин впитывал распорядок ученичества, традиции, легенды. Школа жила только летом, от распустившихся листьев до опавших. На зиму ученики расходились — кто по домам, кто жил мелкими группками в уединенных лесных избушках. На священном холме оставались зимовать в землянках всего несколько ведунов, охраняющих холм, кормящих Олкону, если та появлялась.

Ростиг ждал в зале Совета, неподвижно сидя на чурбане. Он поднял глаза на Юрия и внимательно смотрел, как тот садится.

— Ярилка права, ты совершенно не разбираешься в заклинаниях. На твоем чурбане я поставил заклятие неустойчивости. Если бы я не убрал его из-под самого твоего зада, ты бы не смог ходить, так кружилась бы голова. Не смог отличить от безвредного заклятия, или просто не поглядел?

— Не смог, — коротко ответил Кондрахин. Ростиг тоже говорил на итальянском, сопровождая слова мысленными посылами.

— Дабота учил тебя вчера простейшим вещам. Учишься ты быстро, не спорю. У тебя есть собственный оберег? Что он собой представляет?

— Камень.

— Если он рядом с тобой, убери его за пределы зала. Он кое-чему способен помешать.

Выполнив повеление старого ведуна, Юрий не стал садиться. На чурбане, где он сидел, вращалась багровая спираль энергии.

— Ага, теперь заметил. Правильно, это смертельное заклятие. Слушай, как его уничтожают…

Ростиг объяснял общие правила работы с заклятиями, рассчитывая, что подробности и тонкости дополнит позже Ярилка. Потом он спросил:

— Метки ставить и убирать умеешь? Слушай…

Оказалось, что отделение бестелесной души — лишь простейший способ, доступный хоть и не всем, но не редкий среди мастеров ментальных воздействий. Можно было отделять часть души, пригодную для наблюдения и не лишенную сознания, можно — частицу, способную лишь наблюдать, а можно — мелкую частицу, прилипающую к объекту, как метка. Со временем эта частица теряла связь с душой, и за нее нельзя было вытащить того, кто эту метку ставил.

— Когда ставишь метку, рискуешь. Если твое присутствие почувствуют, зацепят за метку и захватят всего. К тому же метка отбирает много сил. Очень много. Но тот, кто ею помечен, не сможет защититься от твоего воздействия, пока не снимет метку. Я смогу обучить тебя этому, но позже. Сейчас надо что-то делать с твоей душой. Ты очень эмоционален, почти как ребенок. Твоя ментальная энергия брызжет во все стороны, стоит тебе забыть о защите.

"Вот оно. Я же не вижу себя со стороны, думаю, выгляжу обычным человеком. А меня любой ведун распознает. Что же говорить про Тибура, который и так на меня настроен". В зале Совета — правильно решил Белогор — его упражнения могли остаться незамеченными.

Когда на вечернем Совете пришла очередь Ростига говорить, ведун предложил послать в Рим одного Трихора.

— Сейчас он слабый боец, но учится быстро. Главное — он сможет остаться незамеченным в городе. Но на Совете прозвучали очень правильные предложения: мы действительно сильны только в родных лесах. У меня возникла мысль, что владелец картины Третьей Печати знает об этом не хуже нас. Поэтому пусть Джироло думает, что мы надеемся его к нам заманить. Он воздержится появляться у нас, но меньше внимания уделит Риму.