Андрей Андронов - Сборник рассказов

Плиты перестают сыпаться, и на небе появляются привычные облака. Между ними проглядывает лицо — другое, не этой сегодняшней девчонки, а до боли знакомое лицо, которое я иногда вижу и в настоящем небе. Жестокие пальцы грусти сжимают сердце, и я поднимаю к небу покрытый кровью кулак.

— Я лучший! Я лучший, что б не говорили! Я знаю, как побеждать! — кричу я и по ее щеке скатывается слеза, вторая… Поток соленой влаги обрушивается с неба и смывает меня, бросая на деревья. От неожиданности я отпускаю нож и он тонет.

— Эй! Так не честно! Так любой проиграет! — кричу я и поток проносит меня мимо побежденного давеча коллеги. Он сидит на дереве и что-то втолковывает своей девчушке, устроившейся рядом. С неба спускается рука, но я лишь смеюсь в ответ — я умею побеждать один, и кто этого не понимает — мне не нужен. Поток выносит меня в океан. На секунду я успеваю подумать, что я может не так уж и прав, и некоторая помощь…

Кто-то выключает компьютер.

Клик.

И я умираю.

Я даже не успел поставить на место мусорное ведро, когда в дверь позвонили.

— Привет! — улыбнулся невысокий лысоватый человечек, переступая порог моей квартиры. — Как дела? Впрочем, сам знаю.

Он обошел меня и продвинулся в сторону кухни.

— У тебя дерьмовое настроение, кончились сигареты, Илья Иосифович вчера отдал твою тему Семенову, который ни хрена в кристаллах не смыслит, и плюс твое молоко сбежит через семь секунд. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь! — торжествующе закончил он под шипение сбежавшего молока.

Чертыхаясь и проклиная непрошенных гостей, я снял кастрюлю с огня и с сожалением осмотрел последствия. Перспектива мытья плиты меня никак не радовала. Человечек довольно усмехнулся.

— Вот, — сказал он.

— Что — вот? Если каждый мудак…

— Как приятно, когда тебя вот так, по простому… А, да, забыл представиться, — он протянул мне руку. — Будем знакомы — Бог.

— Чего? — оторопело уставился на него я.

— Бог. Ну, знаешь там — Иисус, Аллах, этот, как бишь меня — Кетцалкоатль. Помню вот Зевсом был — чудное было времечко…

— Ну ты, шутник… — я начал терять терпение.

— Спокойно, спокойно, что такое! — человечек казался сильно огорченным. — Ну почему мне никто не верит? Я вам что, Санта Клаус? — ворчливо продолжил он, и на его лице выросла белая борода, серый (финский?) плащ превратился в просторную хламиду, а за головой разлилось сияние нимба. — Доволен?

— Ни хрена себе… — прокомментировал я и попытался поставить кастрюлю, которую держал в руках, обратно на плиту. И, разумеется, промахнулся.

— Ч-черт, — прошипел я дуя на пальцы.

— Бог, бог — сколько раз повторять? — проворчал старик в хламиде и дотронулся пальцем до моей ладони. Ожог тут же пропал, как не было. Я недоверчиво осмотрел кожу.

— Гипноз, — заявил я, стараясь чтобы мой голос прозвучал уверенно. — Театральные штучки. — И я протянул руку к его бороде.

— Э, не хами, — старик отпрянул и схватился за бороду двумя руками. Я почувствовал себя хозяином положения.

— Хамлю? Да ты кто такой? Я сейчас…

— Милицию вызовешь, да? — он вздохнул и превратился в весьма внушительно выглядевшего урела. Я на всякий случай отступил на шаг и уперся спиной в стену.

— Давай так. Придумай эксперимент, который однозначно докажет, что я Бог. Или наоборот.

— Создай камень, который ты не сможешь поднять! — с умным видом изрек я.

— Старо, об этом еще Чубыкало писал, — устало ответил он, превращаясь в старушку. — Невозможность поднять камень может быть этической, понял? Дай-ка я тебе хоть завтрак сделаю, что ли, а то уже месяц на институтском. В кои-то веки собрался молока согреть, и то сбежало.

— Из-за тебя, между прочим, — машинально ответил я и задумался над идеей эксперимента. Старушка в это время суетилась на кухне, и на столе постепенно появились: четвертушка, блюдечко икры, мясное ассорти и еще много всяких вещей о существовании которых я уже начал забывать. Причем все это она доставала из духовки, в которую уже давно не заглядывали даже пауки.

— Ну что, надумал? — требовательно спросил возникший на месте старушки лысый тип, пришедший ко мне утром.

— Ну, драконы и прочие отпадают, — с сомнением произнес я, оглядывая кубатуру своей кухни. — Большой Взрыв — небезопасно, чтение мыслей — тупо… Похоже, ничего и не придумаешь…

— Именно. Бог — объективная реальность, не данная никому — кроме тебя, между прочим — в ощущениях.

— Не, — обрадованно протянул я. — Можно. Пусть мне сейчас позвонит Илья Иосифович и скажет, что Семенов отказался от темы и ее дают мне.