Филип Дик: Молот Вулкана

— Мы придем к соглашению по этому вопросу, — ответил Филдс. Его сигарета выпала, наклонившись, он нашел ее и смял. — Я хочу, чтобы она была уничтожена до основания. Чтобы там стало пастбище для коров. И много деревьев.

— Согласен, — сказал Баррис.

— Может ли Рашель войти сюда? — спросил Филдс. — Она хотела бы поговорить с вами. Наверное, хочет, чтобы вы привлекли к суду Таубмана за то клеветническое письмо, направленное против вас, за которое обвинили ее. — Он поколебался. — Хотите знать мое мнение?

— О'кей, — кивнул Баррис.

— Я полагаю, что должна быть амнистия. Нужно закончить это дело раз и навсегда. Независимо от того, сохраним ли мы Таубмана или выбросим его из системы, давайте покончим с обвинениями, даже правдивыми.

— Это подозрение, — сказал Филдс.

— У нас еще много дел. Многое придется перестраивать. Есть к чему приложить руки.

— Слишком плохо то, что Язон Дилл не может предупредить нас, — сказал Баррис.

— Он бы наслаждался выпуском директоров и публичными презентациями по реконструкции.

Внезапно он добавил:

— Вы работали на «Вулкане-2», и Дилл работал на «Вулкане-2». Вы оба проводили его политику по отношению к «Вулкану-3». Полагаете ли вы, что «Вулкан-2» относился ревниво к «Вулкану-3»? Они были техническими конструкциями, но можно предположить, что у них были тенденции двух соперничающих сущностей — желание избавиться от конкурента. И каждая из сторон собирала единомышленников, если следовать вашему анализу…

— «Вулкан-2» выиграл, — сказал Баррис.

— Да, — кивнул Филдс. — Он или оно собрало нас на своей стороне — против «Вулкана-3». — Он отрывисто рассмеялся. — Логика «Вулкана-3» была верна: это был всемирный заговор, направленный против него. И, чтобы сохранить себя, ему надо было изобретать, развивать и производить оружие. И все же он был уничтожен. Его подозрение основывалось на фактах.

Как и все остальное «Единство», подумал Баррис. «Вулкан-3», подобно мне и Диллу, Рашель Питт и Таубману — все были вовлечены во взаимные обвинения и подозрения. Это почти патологическая система…

— Пешки, — заговорил Филдс, — мы, люди, были пешками этих двух машин. Они играли нами, как неодушевленными предметами. Вещи оживали, а живые организмы низводились до положения вещей. Все было вывернуто наизнанку, подобно какому-то ужасному виду реальности.

Стоя в дверях больничной палаты, Рашель Питт сказала низким голосом:

— Я надеюсь, мы сможем избавиться от этого зловещего вида. — Смущенно улыбаясь, она направилась к Баррису и отцу. — Я не хочу возбуждать какого-либо дела против Таубмана. Я отказываюсь от этого.

Сама, подумал Баррис, или учитывая мнения других людей. Но он промолчал.

— Какое время, вы полагаете, это займет? — спросил Филдс, пристально глядя на Барриса. — Действительная реконструкция не зданий, не дорог, а умов? Недоверие и подозрительность внушались нам с детства, все это существовало в школах. «Единство» уничтожало личность. Мы не можем поменять все за одну ночь.

Он прав, подумал Баррис. Будет нелегко. И это займет много времени. Возможно, сменятся поколения. Но, по крайней мере, все живое выжило, а механизмы — нет. Это был хороший знак, шаг в верном направлении.

Рашель Питт, улыбаясь менее застенчиво, подошла к Баррису. Она наклонилась и ободряюще коснулась пластиковой пленки, покрывающей его плечо.

— Я надеюсь, ты скоро выздоровеешь, — сказала она.

Он посчитал это добрым знаком.