Леон Гвин - Последняя надежда

- Увы, никто не сходит, - сказал я. - Нет смысла. Может быть, какая-нибудь девушка. Красивые девушки всегда едут до Лироны.

Проводник помотал головой.

- В нашем вагоне ни одной, - сообщил он.

- Подозрительный вагон, - сказал я и с жалостью посмотрел на Роберта. Мы приближались к развязке.

Поезд стал тормозить. Я уставился в окно. На платформе стояли две молодые женщины, без вещей. Встречают кого-нибудь или, наоборот, провожают. До меня донесся вежливый, занудный, многоопытный голосок инженера:

- Я люблю ее. Мы живем душа в душу. За все время у нас не было ни одной мало-мальски серьезной ссоры. Она прекрасная хозяйка. И дома у нас идеальный порядок, едим вовремя, белье всегда постирано и выглажено, обувь в ремонт отдана, за квартиру уплачено, газеты абонированы. Сыну уже четырнадцать лет. Учится на "хорошо" и "отлично", собирает старинные монеты, увлекается генной инженерией... Так вот, позавчера я застал ее у комода. Она даже не услышала моих шагов. В руках у нее были голубые листочки. Позже, когда она ушла в магазин, я снова увидел это письмо. Она ведь купила его у щербатого! Понимаешь... А теперь читает это... и плачет... я подсмотрел... Извини, Оскар, я выйду в коридор. Мне вредно волноваться. Стенокардия.

- Вещи в купе оставишь или возьмешь с собой? - хмуро спросил я.

- Я не сойду. Нет. Доедем уж до конца.

- Доедем, - подтвердил я.

Наконец-то я один в этом полутемном купе. Ночник излучает голубоватый свет. Третий удар нанесла мне Анна. Ничего не остается, как признать свое поражение. Что ж, каждый должен получить по заслугам. Может быть, сойти в Лироне - и...

На столике, под салфеткой, сложенный вчетверо лист бумаги. Механический почерк: "Здравствуй, Симона!" Или лучше так - "Симона, здравствуй!"?

Толчок, поезд трогается. Лирона исчезает за окном, а с ней - и последняя надежда.