Роберт Хайнлайн: Там, за гранью

– Если бы мне приходилось драться, я хотел бы иметь такой, – заключил он.

– Могу заказать для вас.

– Нет, нет. Вы очень любезны, но вряд ли он мне пригодится.

– Я хотел спросить… – Гамильтон закусил губу. – Извините, Клод… Но разве благоразумно человеку, который не дерется, показываться на людях при оружии?

– Вы не так меня поняли, – Мордан улыбнулся и указал на дальнюю стену кабинета, покрытую геометрическим узором из расположенных почти впритык друг к другу крохотных кружков, в центре каждого из которых темнела точка.

Молниеносным и свободным движением Арбитр выхватил из кобуры излучатель, находя цель прямо в восходящем движении. Казалось, оружие лишь на миг замерло на конце взмаха – и вернулось на место.

По стене пополз вверх маленький клуб дыма. А под ним распустился трилистник из новых соприкасающихся кружков; в центре каждого чернела маленькая точка.

Гамильтон не проронил ни слова.

– Ну и как? – поинтересовался Мордан.

– Я подумал, – медленно проговорил Гамильтон, – что вчера вечером крупно выиграл, решив быть с вами елико возможно вежливым.

Мордан усмехнулся.

– Хоть мы с вами прежде и не встречались, однако вы и ваша генетическая карта были мне, естественно, интересны.

– Полагаю, что так: ведь я подпадаю под юрисдикцию вашей службы.

– И снова вы не так меня поняли. Я физически не в состоянии испытывать персональный интерес к каждой из мириад зигот в округе. Однако сохранять лучшие линии – моя прямая обязанность. Последние десять лет я надеялся, что вы появитесь в клинике с просьбой о помощи в планировании детей.

Лицо Гамильтона утратило всякое выражение. Не обращая на это внимания, Мордан продолжал:

– Поскольку вы так и не пришли за советом добровольно, я был вынужден пригласить вас. И хочу задать вопрос: намереваетесь ли вы в ближайшее время обзавестись потомством?

Гамильтон встал.

– Эта тема мне крайне неприятна. Могу ли я считать себя свободным, сэр?

Мордан подошел и положил руку ему на плечо.

– Пожалуйста, Феликс. Вы ничего не потеряете, выслушав меня. Поверьте я не имею ни малейшего желания вторгаться в вашу личную жизнь. Но ведь я не случайный любитель совать нос в чужие дела – я Арбитр, представляющий интересы всех вам подобных. И ваши в том числе.

Гамильтон снова сел; однако оставался по-прежнему напряженным.

– Я вас слушаю.

– Спасибо, Феликс. Ответственность за улучшение расы в соответствии с принятой в нашей республике доктриной – дело нелегкое. Мы вправе советовать, но не можем принуждать. Частная жизнь и свобода действий каждого человека уважаемы и неприкосновенны. У нас нет иного оружия, кроме спокойных рассуждений, взывающих к разуму всякого, кто хочет видеть следующее поколение лучшим, чем предыдущее. Но даже при самом тесном сотрудничестве мы можем не так уж много – по большей части дело ограничивается ликвидацией одной-двух негативных характеристик и сохранением позитивных. Однако ваш случай отличается от прочих.

– Чем?

– Вы сами знаете чем. Вы являете собой результат старательного сплетения благоприятных линий на протяжении четырех поколений. Десятки тысяч гамет были исследованы и отвергнуты, прежде чем удалось отобрать те тридцать, что составили цепь зигот ваших предков. Позор, если вся эта тщательная работа окажется выброшенной на ветер.

– Но почему вы остановили выбор на мне? Я – не единственный результат этой селекции. У моих прапрадедушек должна быть минимум сотня потомков. Я вам не нужен. Я – брак. Я – неосуществившийся план. Я – сплошное разочарование.

– Нет, – мягко сказал Мордан. – Нет, Феликс, вы не брак. Вы – элитная линия.

– Что?

– Я сказал «элитная линия». Вообще-то обсуждение подобных вещей противоречит общепринятым правилам, но правила на то и существуют, чтобы было что нарушать. С самого начала эксперимента ваша линия шаг за шагом получала самые высокие оценки. Вы представляете собой единственную в линии зиготу, сконцентрировавшую в себе все положительные мутации, которых удалось добиться моим предшественникам. Помимо заложенных изначально, еще три выявились впоследствии. И все это проявилось в вас.

– Значит, я разочарую вас еще больше, – криво улыбнулся Гамильтон. – Не слишком-то многого я добился со всеми талантами, которые вы мне приписываете.

– У меня нет претензий к вашему послужному списку, – покачал головой Мордан.

– Но вы о нем не очень-то высокого мнения? Я растратил жизнь на мелочи, не создал ничего более существенного, чем дурацкие игры для бездельников. Может быть, вы, генетики, неверно оцениваете то, что считаете положительными характеристиками?