Айзек Азимов - Антология мировой фантастики. Том 2. Машина времени

— Почему? — спросил Путешественник во Времени.

— Потому что если она, не двигаясь в пространстве, отправилась бы в будущее, то все время оставалась бы здесь: ведь и мы движемся туда же!

— Но если бы она отправилась в прошлое, — заметил я, — то мы видели бы ее здесь, когда только пришли в эту комнату и в прошлый четверг, когда были здесь, и в позапрошлый четверг и так далее!

— Это серьезные возражения! — сказал Провинциальный Мэр с видом полного беспристрастия и повернулся к Путешественнику во Времени.

— Нет, — парировал тот и, обращаясь к Психологу, сказал: — Вы сами легко можете это объяснить. Это ниже порога нашего восприятия, неуловимо для чувства.

— Конечно, — ответил Психолог, уверенно обращаясь к нам. — С психологической точки зрения это просто. Я должен был понять сразу. Это великолепно объясняет ваш парадокс. Мы действительно не можем воспринять движение этой машины, подобно тому, как не можем видеть спицу быстро вертящегося колеса или пулю, летящую в воздухе. И если машина движется в будущее со скоростью в пятьдесят или сто раз большей, чем мы сами, если она проходит хотя бы минуту времени, пока мы проходим секунду, то она воспринимается только в одной пятидесятой или одной сотой доле обычного восприятия. Это очень просто. — Он провел рукой по тому месту, где стояла машина. — Видите? — сказал он, посмеиваясь.

Целую минуту, а может, и больше, мы не сводили взгляда с пустого стола. Потом Путешественник во Времени спросил, что мы думаем обо всем этом.

— Это кажется вполне правдоподобным сегодня вечером, — ответил Доктор. — Но давайте подождем до завтрашнего утра. Известное дело — утро вечера мудренее.

— Не хотите ли взглянуть на саму Машину Времени? — спросил Путешественник во Времени.

И взяв в руки лампу, он повел нас по длинному холодному коридору в свою лабораторию. Ясно помню мерцающий свет лампы, силуэт его темной большой головы впереди, пляску наших теней на стенах. Мы шли за ним, озадаченные и недоверчивые, а потом увидели в лаборатории увеличенную копию маленького механизма, недавно исчезнувшего на наших глазах. Некоторые части машины были сделаны из никеля, другие из слоновой кости, а часть их, несомненно, была вырезана из горного хрусталя. В общих чертах машина была готова, лишь на скамье рядом с чертежами лежало несколько прозрачных, причудливо изогнутых стержней, которые, судя по всему, не были окончены. Я взял в руку один из них, чтобы рассмотреть получше. Похоже, он был изготовлен из кварца.

— Послушайте, — сказал Доктор, — неужели вы это серьезно? Или это все же фокус — вроде того привидения, которое вы показывали нам в прошлое Рождество?

— С помощью этой машины, — сказал Путешественник во Времени, держа лампу над головой, — я собираюсь исследовать Время. Понимаете? Еще никогда в своей жизни я не был более серьезен, чем сейчас.

Никто из нас не знал, как следует отнестись к его словам.

Выглянув из-за плеча Доктора, я поймал взгляд Филби. Тот многозначительно подмигнул мне.

Думаю, в тот момент никто из нас не поверил в Машину Времени. Дело в том, что Путешественник во Времени принадлежал к числу людей, которые слишком умны, чтобы им можно было верить: всегда казалось, что он себе на уме, и мы постоянно искали в его фальшивой откровенности какую-нибудь заднюю мысль или хитроумную уловку. Если бы ту же самую модель показал нам Филби, объяснив сущность дела теми же словами, мы проявили бы по отношению к нему значительно меньше скептицизма. Мы понимали бы, чем он руководствуется — Филби мог понять любой колбасник. Но характер Путешественника во Времени был слишком сложен, и мы не доверяли ему. Открытия и выводы, которые прославили бы менее умного человека, в его исполнении казались лишь хитрыми трюками. Делать все со слишком большой легкостью — это ошибка. Серьезные, умные люди, воспринимавшие всерьез и его, никогда не были уверены в том, как он себя поведет, и их репутация в его руках напоминала тончайший китайский фарфор, случайно попавший в комнату для детских игр. Именно поэтому, как мне кажется, ни один из нас всю следующую неделю, от четверга до четверга, ни словом не обмолвился о путешествии во времени. Хотя, без сомнения, оно очень заинтересовало нас всех: кажущаяся правдоподобность и вместе с тем практическая невероятность такого путешествия, забавные анахронизмы и то замешательство, которое оно вызвало бы, — все это очень занимало нас. Что же касается меня, то я особенно заинтересовался фокусом с моделью. Помню, я спорил об этом с Доктором, которого встретил в пятницу в Обществе Линнея. Он сказал, что видел нечто подобное в Тюбингене, при этом он предавал большое значение тому, что одна из свечей во время эксперимента погасла. Но как все это было проделано, он объяснить не смог.