Евгений Войскунский - Искатель. 1975. Выпуск №2

Дождь припустил и перестал. Выплыла из-за туч луна. И уже недолго оставалось ждать до середины ночи, когда можно будет разбудить новую стражу, как вдруг из тростниковых зарослей донесся шум.

Шамнилсин проворно вскочил, прислушался. Тихо… Вот опять! Будто голос человечий раздался… Разом залаяли собаки…

— Вставайте, лю-юди! — заорал Шамнилсин не своим голосом.

Ругаясь спросонок, вскакивали пастухи, хватались за луки и пращи. А уже из прибрежных зарослей бежали к лагерю люди с копьями, с луками… кто полуголый, кто в белой развевающейся одежде… бородатые все, головы повязаны до бровей, кричат нехорошими голосами…

Ну, надо отбиваться. Шамнилсин размотал тонкие ремешки с лоскутом мягкой овечьей кожи, выхватил из мешка камень.

Приметил разбойника, бегущего с наставленным копьем прямо на него. Раскрутил над головой пращу, отпустил боевой конец. Коротко свистнул, посланный камень…

Боги свидетели, он услышал, как стукнул камень о голову! Твердая у разбойника голова! Хрипло вскрикнул он, упал на бегу. Шамнилсина охватило боевое возбуждение.

Крики, свист стрел, собачий лай. Вон кого-то подняли на копья. Ах проклятые! Шамнилсин увернулся от удара копьем, метнул камень прямо в лицо разбойнику. Отбежал, вложил камень в пращу, опять метнул. Сколько их, разбойников! Все бегут и бегут из лесу. Вон погнались за кем-то, скачущим на осле. Ах, это Аданазир скачет, колотя босыми пятками по ослиным бокам.

Рядом упал пожилой пастух, схватился, бедняга, за стрелу, вонзившуюся в живот. Шамнилсин не давал разбойникам приблизиться к себе. Медленно отступал, посылая из пращи камень за камнем. Вдруг удар сзади, резкая боль в бедре. Правая нога подвернулась, и он рухнул ничком на землю…

Надо вырвать, стрелу. Тяжко протопали мимо ноги, а голоса будто стихали. Или удалялись? Набрав полную грудь воздуху, Шамнилсин рванул изо всех сил древко. О-о-о…

Наверно, от боли он умер и был мертв. А теперь опять живой. Было тихо вокруг, и с неба падал холодный дождь. Что-то было зажато у Шамнилсина в руке. Он подтянул руку к глазам и увидел зажатое в кулаке древко стрелы. А-а, стрела сломалась, когда он дернул. Теперь, уж не вытащить наконечник. Глубоко засел.

Опять он попытался подняться и не сумел. Он зажал рану ладонью, чувствуя, как с кровью уходит из тела сила. Кружилась голова…

Неужели всех пастухов перебили, неужели угнали стадо? Хозяин воды разгневается. Как бы не велел ему, Шамнилсину, отдать обратно жену…

Он застонал громко, протяжно. Он звал людей на помощь. Потом он потерял силы, чтобы кричать, и только шевелил губами, повторяя беззвучно: «Люди…» Но он уже был во власти богов. Сам бог смерти, неумолимый Аму, нагнулся над ним и посмотрел огромным глазом, и был он страшен, страшен…

Потом его закачало, и он подумал, что так и должно быть, потому, что Аму переправляет его, мертвого, в потусторонний мир, где начнется совсем другая жизнь.

В своем новом доме, сложенном из глиняных необожженных кирпичей, на красном шерстяном ковре, на скамье, подпертой двумя каменными львами, сидел Хозяин воды. Был он угрюм и мрачен. Завитая борода и пучок волос на затылке почти не отличались цветом от серебряной тесьмы, переплетавшей его длинные пряди. Поверх ярко-зеленого плаща, скрепленного у плеча золотой заколкой, свисало множество ожерелий из разноцветных бусинок.

Все три сына стояли перед ним. У старшего, Аданазира, вид был нехороший: одежда изорвана, борода всклокочена, глаза обведены дорожной пылью. Мясистый, как у отца, нос виновато опущен.

Младший, Шудурги, скосил на братца насмешливый взгляд, как бы спрашивая: что, провинился, любимчик? Людей положил, овец упустил, а сам задал стрекача. Пусть, пусть посмотрит отец, в чьи руки готовится передать людей и стадо.

А средний, толстяк Куруннама, жалостливо вздыхал. Этому все равно, сколько угнано овец, сколько людей убито, лишь бы не переводился в кувшинах сброженный виноградный сок.

— Их было много, три раза против нас, — повторил Аданазир, опуская нос еще ниже. — Я и мои пастухи бились как львы.

— От того, как ты бьешься, скоро от стада ничего не останется.

— Позволь сказать, отец, — выступил вперед Шудурги. — Кочевники за половину ночи далеко не ушли. Дай мне стражу, и я догоню их и отобью овец.

Хозяин посмотрел на младшего. Чем, чем, а дерзостью боги его не обделили.