Зиновий Юрьев: Искатель. 1975. Выпуск №4

Я продолжал молчать и рассматривать бородатого игрушечника. Дать ему по морде и поехать на озеро с Айвэном Берманом ловить рыбу и слушать его темные сентенции. Боже, почему мы отказываем себе в самых невинных удовольствиях?

Самым отталкивающим в Гереро было то, что он говорил правду. Мое финансовое положение было не только не блестящим, оно было катастрофическим.

— Ну ладно, не злитесь, — вдруг улыбнулся Гереро. Улыбка сразу смыла с него всю агрессивность. — Я люблю позлить людей, особенно тех, кто со мной работает.

— Я с вами еще не работаю, — сказал я и тут же пожалел. Я уже знал, что займусь его делом. И он знал, что я займусь его делом. И слова мои прозвучали жалко. Нужно было промолчать.

— Э, мистер Рондол, — слегка насмешливо сказал Гереро, — не будьте таким обидчивым. У каждого свои странности, а я, повторяю, люблю иногда позлить собеседника.

Он обезоруживающе развел руками, и я должен был мысленно признаться, что именно он, а не я, пока одерживал верх в нашей пикировке.

— Ну что ж, мистер Гереро, вам это прекрасно удается.

Он деловито кивнул, соглашаясь, и вдруг подмигнул мне, давая понять, что мы люди одного склада, что мы понимаем друг друга и вообще можем иметь друг с другом самые лучшие отношения.

— Ну-с, как это у вас делается? Я вам должен, наверное, рассказать все?

— Так именно это у нас и делается. У нас и у вас. — Я сделал ударение на последнем слове. — Наденьте только эти наушнички с микрофоном. — Я открыл чемодан и достал «сансуси».

— Что это? — спросил Гереро.

— Эта штука даст нам возможность побеседовать, не опасаясь, что кто-нибудь подслушивает разговор.

— Но ведь электронное подслушивание запрещено законом. Суд не принимает его в качестве доказательств. Так ведь, если я не ошибаюсь?

— Запрещено, это верно, но тем не менее…

— Мне нечего скрывать.

— Послушайте, мистер Гереро, если вы так все хорошо знаете, может быть, вы сами будете своим адвокатом?

Гереро вздохнул и надел наушники с микрофоном. Я надел вторую пару. Я подумал, что вряд ли смог бы работать у него будь он на свободе.

Я смотрел на Гереро и думал, что для человека, обвиняемого в убийстве, он держится просто великолепно. И все же несколько раз мне казалось, что в глубине его светлых — слишком светлых — глаз мелькал страх. Может быть, даже и не страх, а растерянность, которая была бы, наверное, незаметна в ком-нибудь еще, но у Гереро, со всей его самоуверенностью, агрессивностью, властностью, ее нельзя было не заметить.

— Прошу вас, расскажите мне все с самого начала, — сказал я. — Не пропускайте ничего.

Гереро достал сигарету, медленно покатал ее между пальцами, критически осмотрел, взял мундштук в губы, кивнул, одобряя, должно быть, ее поведение, и с видом большого одолжения поднес к кончику сигареты огонек зажигалки. И дым он выпускал так, словно тот был обязан мистеру Гереро многим и пребывание в легких мистера Гереро отличало этот дым от всех прочих дымов в мире.

— Я вас слушаю, — напомнил я Гереро о своем существовании и с трудом уклонился еще от одной волны раздражения, которая накатывалась на меня. Я еще не решил, позер ли он или просто не слишком приятный человек, но я все время должен был сдерживаться в его присутствии.

— Я знаю, — коротко кивнул Гереро, словно кто-то дернул его за его черную с проседью бороду. — Просто мне нечего вам рассказывать.

— Ну хорошо. — пожал я плечами, — если вам нечего мне рассказывать, мне, в свою очередь, нечего слушать. — Я встал и снял с себя наушники «сансуси».

— Да перестаньте же вы! — взорвался Гереро. — Если я должен каждую секунду думать о том, чтобы не обидеть своего адвоката… — он пожал плечами, и я снова надел «сансуси». Не нужно мне было разыгрывать этот крохотный и неубедительный скетчик. Я знал, что никуда не уйду. Он знал, что я не уйду. Я знал, что он знал. Он знал, что я знал, что он знал и так далее. В наш век электронных судов и судей адвокаты, во всяком случае живые адвокаты, а не консультационные машины, клиентами не разбрасываются. Это знали все. В том числе и Гереро. Наверняка знал. Он был из тех, кто всему знает цену. Иногда даже и себе.

— Мне нечего вам рассказывать потому, — твердо сказал Гереро и посмотрел мне прямо в глаза, — что я не убивал эту Джин Уишняк, не жил с этой девицей, никогда не видел ее и даже не слышал ее имени до двадцать первого сентября, то есть до позавчера, когда меня арестовали, предъявив обвинение в ее убийстве. Вот и все. — Должно быть, он уловил сомнение в моем взгляде, потому что добавил: — Это истинная правда, черт побери! Понимаете вы меня? Истинная правда!