Array Журнал «Если» - «Если», 2010 № 09

— Понятно, — пробормотала Меза. — Наверное, Йи пробралась туда через рубку управления, пока мы были заняты возле шлюза…

— Я потом нашел этот нож, — сказал Кирпич. — На нем были пятна двух видов. Сперва я предположил, что зеленое вещество — это ваша кровь, Вулч. Но помнишь Титан, Меза? Иксионцы любят земную целлюлозу, а любая животная ткань буквально выворачивает их наизнанку. Видите ли, те кельтские монахи не пользовались для рукописей бумагой из растительных волокон. В наши дни словом "пергамент" называют любую плотную бумагу, но первоначально так назывался листовой материал из телячьей кожи.

Он взглянул на Мезу, проверяя, оценила ли она его знания о книгах и хитроумие, но обнаружил, что она спит.

— Спокойной ночи, — прошептал он, укладывая ее поудобнее. К ней тут же с шипением потянулись медицинские приборы. Капитан посмотрел на Мезу, лежащую рядом с Мерком, как мог бы смотреть на редкий том за музейным стеклом. Иногда ему нелегко давалась такая отчужденность — восхищение без обладания. Он уже прожил долгую жизнь, работая над этим. И продолжал работать.

Вулч топтался у входа, прижимая покусанное евангелие от Иоанна.

— Капитан. Я сожалею о вреде, причиненном вашему кораблю и экипажу.

Кирпич тяжело вздохнул.

— Я тоже в этом виноват, — признал он наконец. — Но почему вы мне ничего не рассказали, как только оказались на борту?

— А вы бы поверили гвай ло? С вашей-то репутацией…

Глаза Кирпича вспыхнули. Но Вулч заслуживал честного ответа:

— Нет. Скорее всего, не поверил бы. Наверное, к моему стыду. И наверное, будет лучше, если я кончу свои дни в пещерах Квавара.

Кирпич застыл, и теперь уже Вулч разглядывал его, как падаль. Но слова инопланетянина не стали утверждением смерти:

— Вы, капитан, любитель книг. Поэтому вы множество раз заглядывали в глубины других разумов, в другие времена и места. И я знаю, что вы способны заглянуть под оболочку плоти, пусть даже причудливой плоти.

Кирпич не разделял мистицизма посла. Черт побери, он не вложил бы и ломаного гроша в человеческий мистицизм. И все же…

Он знал, что в евангелии от Иоанна говорится о Слове, породившем плоть. Кирпич не назвал бы его своим священным текстом… но, вероятно, он сможет, образно говоря, откусить от него кусочек. Может быть, он, и Вулч, и Меза, и Мерк, и Киб — все они где-то в глубине лишь слова, ставшие плотью. Во Вселенной пока еще лишь утро, и она по-детски лопочет сама с собой, упорно стараясь постичь себя, пока не настала ночь.

Он протянул руку и взял книгу. Затем, прижав ее локтем к груди, взял и щупальце, словно пожимая руку. "Но пышно, чудно превращен в сокровища морские он", — вновь вспомнил Кирпич. Когда к его коже прижались присоски щупалец, по телу пробежали мурашки, словно он претерпевал полную трансформацию. Словно боялся надвигающейся бури.

Но пальцев он не разжал.

Иллюстрация Евгения Капустянского

Животные тебя ненавидят.

Работая в зоопарке, к этому привыкаешь, а со временем начинаешь и уважать.

Белл с трудом толкал перед собой тачку, потея под униформой цвета хаки. Щурясь от яркого солнца, он разглядывал животных: козлов, глупых озабоченных обезьян, ленивых бинтуронгов. Завидев его, все они подходили к своим ограждениям.

Рано или поздно большинство животных приходило к взаимопониманию с теми, кто приносил им еду, соглашаясь на непростое перемирие.

Но Белл знал, чего оно стоило. Он видел шрамы.

У Мэри — рубцы на руках. У Гарланда не хватает кончика пальца, у Джона — куска правой икры. Если спросить его об этом, он ответит коротко: "зебра".

Белл работал здесь не так долго, поэтому еще не успел обзавестись шрамами, но уже стал весьма осмотрительным.

Поднимаясь на холм тем утром, он заметил впереди Шону, которая шла по асфальтовой дорожке. Ее носки оказались разного цвета: один белый, другой красный. Белл еще не успел толком с ней познакомиться, поэтому стал размышлять о том, рассеянная она или просто странная.

Подойдя ближе, он увидел, что Шона плачет. И понял, почему один из ее носков сделался красным. Кровь ручьями текла из ее разорванной икры.

Он проводил ее до комнаты персонала, и она рассказала о том, как на нее напал молодой павиан. Как ее оскорбили. Предали.

— Зачем ты вообще зашла в клетку? — спросил Белл.