Алексей Ефимов - На землях рассвета

Лицо юноши преобразилось в улыбке: блеснули белые зубы.

— Привет, друг. Пошли.

Он вежливо отступил в сторону, пропуская гостя. Когда он тщательно запер проход, тревога и страх сразу покинули Найко. Юноша обернулся… и замер, удивленно осматриваясь.

Здесь совершенно ничего не изменилось — редкий, ухоженный парк, уставленный призрачно белевшими статуями и низкими фундаментами проекционных матриц. Таинственно-синие, высокочастотные поля лениво колыхались между деревьями, скользя по верхней кромке вала. Их тусклый, рассеянный свет напоминал лунный и словно падал ниоткуда. Огороженную высоченной сеткой и заросшую низкой, ухоженной травой спортплощадку слева заливал чуть более яркий, но тоже призрачный синий свет низких фонарей. Сама пятиэтажная Малау стояла в конце парка, чуть справа от ворот, тускло отблескивая коричнево-серой облицовкой и черно-зеркальными стеклами.

У Найко закружилась голова. На миг он даже потерял ощущение реальности. Он видел Малау сотни раз, в детстве — казалось, в другой его жизни и его фантазии и сны столь густо заплели воспоминания, что они казались ему уже иллюзией — вдруг наяву обретшей плоть.

Вайми потянул его за руку. Они пересекли пустой, безлюдный парк. Здесь все было старым и тронутым временем, но не обветшалым, очень знакомым, уютным: скамейки, выступавшие из земли камни, утоптанные тропинки…

Миновав раздвижные двери из стекла, они вошли в холл с прямоугольной шахтой. В нее вел сразу десяток лестниц — пять вверх и пять вниз. Возле них стоял ярко освещенный стол дежурного, но он, почему-то, был пуст.

Найко прислушался. Не доносилось ни звука — лишь бесконечное жужжание длинных ламп. Казалось, здесь кроме них двоих никого не было, и по его коже поползли крупные мурашки. Это ощущение усилилось, когда они поднялись на третий этаж и пошли в неосвещенный торец длинного пустого коридора, где темнело множество распахнутых дверей. Шагов через сто Вайми свернул в просторную, очень мягко освещенную комнату. В ней уютно устроилось несколько красивых молодых людей — парней и девушек — босых и прекрасно ухоженных, с гладким золотистым загаром. Их изящная, легкая одежда подчеркивала все достоинства стройных гибких тел, но вниманием Найко завладел только один юноша. Он сразу узнал Охэйо: это сочетание черных, блестящих волос, ярко-зеленых глаз и очень светлой кожи трудно было забыть.

Но Аннит, как и он сам, стал взрослым: пальца на два выше Найко, отлично сложенным парнем и то, что в детстве было только намечено, стало четким: широкий лоб, высокие скулы, крупный рот говорили о хорошей породе. Косо поставленные, длинные глаза живо блестели; прямые, очень густые волосы тяжелой массой падали на спину. Его черную, длинную одежду, расшитую фрактальными узорами из серебра, стягивал серебряный же узорчатый пояс; на нем висел кинжал с серебряной рукояткой. Серебряными были и браслеты на запястьях и щиколотках очень ровных босых ног. Охэйо повернулся к нему — и его лицо расплылось в ослепительной улыбке.

Остаток этого вечера Найко запомнил весьма смутно. Лицо Охэйо было столь красивым, что казалось ему нарисованным, ненастоящим — но оно было более чем живым, и от одного этого у него кружилась голова. Аннит умел приводить окружающих в состояние полного ошаления — отчасти, это было его работой, отчасти — врожденным талантом. Это был, конечно, уже совсем другой человек. Он отнесся к внезапному появлению старого друга с мальчишеской радостью — совершенно искренней, — но Найко обнаружил, что просто не может смотреть ему в глаза. Очень яркие, они словно вбирали в себя его душу, заставляя воспринимать каждое движение Аннита едва ли не как дар божий. При этом казалось, что они расстались только вчера. Они говорили о вещах, которые любому другому показались бы чушью: об их прерванных играх, о «кладе» — коробке с безделушками, которую зарыли под расщепленным деревом, и только потом — о вещах более важных: о том, как они жили все это время. Найко понимал, что говорит в основном он один, но это его мало трогало. Когда он рассказал, как его пытались продать в рабство, Охэйо вдруг рассмеялся, словно заяц из мультика.

— Что в этом забавного? — спросил Найко. Его разозлило неуместное веселье друга.

— Приятно знать, что я настолько популярен, — Охэйо видел, как Найко раздражен, но это его явно не трогало. — Ты едва ли понимаешь, насколько тебе повезло. Старина Хиббл редко упускает добычу.