Алексей Ефимов: На землях рассвета

Лишь ранним утром свет солнца падал на нее и тогда отблески окон на ней смотрелись очень красиво. В остальное же время она была такой вот темной. Отсюда Найко видел ее всегда под острым углом, в отличии от стены Созвездия — дома напротив. Вечером или ночью его окна действительно походили на созвездие и с раннего детства Найко очень любил смотреть, как они загораются и гаснут. Став чуть постарше он, под видом астрономических наблюдений, выпросил у отца мощный бинокль — но его занятия носили куда менее благородный характер. Он уже знал, что подглядывать неприлично — но именно осознание этого делало его наблюдения почти мучительно приятными. Ему нравилось следить за людьми, когда те не подозревают об этом — впрочем, он ни разу не видел там чего-то действительно непристойного. Интереснее всего ему было наблюдать за людьми одного с ним возраста — сначала детьми, но, как и он, они постепенно взрослели. Некоторые из них исчезали, зато появлялись новые. Многих он видел в школе и мог бы с ними познакомиться — но это было просто неинтересно ему. Куда интереснее было представлять, как они живут.

Найко рано понял, что реальность чаще всего разочаровывает и ему хотелось хотя бы отчасти жить в мирах, рожденных его воображением. Встречая героев своих фантазий на улице он немного пугался, словно видел людей, сошедших с экрана телевизора — в раннем детстве ему казалось, что ничего, что показывают там, в реальности не существует — как, например, мультфильмы. С тех пор его кругозор сильно расширился, но детские представления по-прежнему лежали в основе. Отчасти они сместились в подсознание, но Найко было жаль расставаться с ними. Он одновременно хотел и не хотел становиться взрослым.

Юноша помотал головой и перевел взгляд. Еще задолго до его появления на свет старый карьер превратился в озеро, мрачное и глубокое, с высокими крутыми берегами. Сейчас оно было темно-синим, отражая чистую глубину неба. Вдоль его берегов неровной цепочкой протянулись низкие фонари. Даже когда они горели, их синий свет был призрачным и тусклым.

Несмотря на поздний час, у берегов озера виднелось несколько групп купальщиков. За ними Найко тоже любил наблюдать, — особенно за теми, кто не принадлежал к его полу. Но еще больше ему нравилось купаться там самому, — и особенно в такие жаркие дни, как сегодня. А между берегом озера и стеной Теневика пролегала Дорога Скорби — неровная тропа, по которой он ходил в школу. Зимой ходить по ней было действительно довольно трудно — хотя в основном тяготы его жизни были воображаемыми.

Юноша вздохнул и посмотрел на свою школу — ее длинное четырехэтажное здание тянулось вдоль восточного берега озера. В каком-то смысле оно было центром его жизни — по крайней мере, там он получал большую часть впечатлений. Он окончил уже девять классов и эти летние каникулы были последними в его жизни — что вызывало у него легкую, приятную грусть. Найко собирался до конца использовать это счастливое время — и пока это ему удавалось…

Он вновь вздохнул и помотал головой, не прекращая, впрочем, своих наблюдений. За школой темнели бугристые кроны парка — а за ними тянулись серые шиферные крыши старых пятиэтажных домов. Ещё дальше, на фоне застывшей волной восточной закатной темноты, в небо вонзался светлый клинок телебашни. Обычно на ее мохнатом от антенн шпиле горели резкие ярко-красные огни, а ниже, на сферическом утолщении, в несколько рядов тянулись окна, казавшиеся цветными искрами. Сейчас там не было ни огонька и это впервые его встревожило.

Слева от башни висела низкая полная луна. Она сияла золотом в глубокой синеве и на дальнюю стену комнаты падала призрачная тень юноши. Отблески от ночных фонарей у школы ему тоже очень нравились — засыпая под ними в раннем детстве, он придавал им мистическое значение, как воротам какого-то потустороннего ночного мира, который казался ему даже более глубоким и устойчивым, чем настоящий — но на деле получилось наоборот…

Найко вздохнул и вновь повернулся к окну. Слева от озера тоже тянулся длинный жилой дом, но старый, всего в восемь этажей. За ним темнели огромные деревья. Вдоль проспекта Революции таких домов стояло еще несколько — а потом он превращался в шоссе, ведущее к аэропорту. Оттуда ночами долетал далекий гул и виднелись плывущие огни самолетов. Сейчас там тоже было тихо — ни звука, ни движения. С запада, из-за спины юноши, на фасады домов падал ничем не загороженный свет — там, между городом и аэропортом, лежало второе, гораздо более крупное озеро, Орчи — вернее, только его залив, окруженный травянистыми лугами.

Читать дальше