– Мистер, - неуверенно начал он, пряча деньги в карман полосатого фартука, - Каракатица рассказывал вам про шахматы?
– Про шахматы?.. Нет, он говорил про марафон, - и тут смысл сказанного дошел до меня. - Подождите, разве его зовут не Евгений Таран?
– Нет, мистер. Его зовут Пит. Пит Каракатица. Мистеру не стоит верить ему, Каракатица всем рассказывает небылицы: про шахматы, или про ныряльщиков, или еще что-нибудь. Мы не гоним его, потому что он, в сущности, безобидный малый. Не клянчит у посетителей пиво, не пристает, если человек не хочет слушать... Но пусть мистер писатель не принимает его сказки близко к сердцу. Вот Микаэль - тот рассказывает настоящее. И старый Йохан тоже. А Каракатица, он же просто сочиняет...
Я смотрел на него и не видел. Вся краска бросилась мне в лицо.
Поверил - в сердцещипательную сказочку.
Глупец!
Я нашел его на берегу. День умирал; солнце остывало, окунувшись краешком в море, и песок заливало алым. Среди покачивающихся на мелководье катеров, похожих на уснувших дельфинов, его грузная фигура казалась еще одной странной рыбиной.
Я остановился, тяжело дыша, усмиряя дрыгающееся сердце. Левая рука выскользнула из кармана и болталась дохлой рыбиной.
Черные буравчики глаз уставились мне в лицо. Тень усмешки скользнула во взгляде:
– Мистеру сказали, как меня зовут?
Я хотел бросить ему в лицо миллион обвинений, но задохнулся возмущением.
– Мистеру сказали, что я все выдумал, - с грустной ехидцей поведал Толстяк морю.
Горечь, охватившая меня, была так остра, что бессвязные фразы сами полились изо рта:
– Придумать это все... чего вы хотели от меня? Чтобы я поверил? Зачем? Говорите с каждым... Чего вы добиваетесь от нас?
– Ну, допустим, просто хочу развлечь, - развязно ответил Толстяк. - Скрасить однообразное существование.
Меня охватил гнев. Казалось, и море, и полоса гальки, и самый закат пропитаны ложью.
– Вы просто... - я задохнулся, неистово кривя неподвижные губы - просто берете на жалость! Как... как побирушка!
Толстяк вскинулся, колыхнув огромным животом.
– Я обещал вам хорошую историю, мистер, - сурово сказал он. - Я рассказал ее. А хорошая история должна быть печальной.
Покосился на копошащегося в песке краба и мрачно добавил:
– И что вам до того, я ли Женька Таран или я его придумал? Он ведь мог - быть.
Я молчал.
Я уже и сам не знал, что привело меня в исступление. То, что рассказанное казалось чересчур настоящим?
Но ведь он ничего от меня не добивался. Совсем ничего... ну, может быть, только пытался чуть-чуть встряхнуть. Добавить немножко красок в "хорошую историю" моей жизни.
Вернусь домой - сниму с зеркал занавески.
Я уселся рядом с ним, прямо на остывающий песок. Я смотрел, как уходило солнце, как падала на берег бархатная темнота, укрывая пластиковые борта катеров, и смешные домики под пальмовыми листьями, и "Горбатую креветку", и старика с бусами, до сих пор сидящего у порога, и мальчишек, барахтающихся в волнах.
Казалось, я начинаю понимать странного толстяка Пита Каракатицу, который сочиняет грустные сказки и раздаривает их - просто так, ничего не прося взамен. И открывает для каждого золотые врата...
В которые всего-то и надо - просто шагнуть.