Владимир Монастырев: Искатель. 1974. Выпуск №6

Спустя полминуты приблизилась еще одна «бочка». Не сбавляя хода, она пригрозила: «Мы дрррузья!» — и поехала дальше. Как они могли узнать эту фразу? Общались ли они все друг с другом? Были ли они частицами одного организма? Я ничего не хочу утверждать, но предполагаю, что Твил это знал.

Как бы там ни было, все эти существа проезжали мимо нас и приветствовали нас одинаковыми словами. Это было комично, никогда не думал, что на этой забытой богом планете у меня так много друзей. Наконец я обратился к Твилу с жестом удивления; казалось, он понял меня и сказал: «Один-один-два, да! Два-два-четыре — нет!» Вам понятно?

— Ясно, — сказал Гаррисон, — это старые марсианские детские стишки.

— Ну, вот еще! Я постепенно привык к символической речи Гвила и так истолковал его «считалку»: «Один-один-два, да» — эти существа разумные. «Два-два-четыре — нет» — их разум так отличен от нашего, что находится как бы по ту сторону логики, когда два плюс два равно четырем. Возможно, он имел в виду, что их разум примитивен, в состоянии постигнуть лишь такие простейшие вещи, как единица плюс единица, но не более трудные. Но по тому, что мы увидели позже, мне кажется, что он имел в виду нечто иное.

Через несколько минут все эти существа появились снова — одно за другим. Их тачки были наполнены камнями, глиной, песком, перегнившими растениями. Они с угрозой произносили свое дружеское приветствие и проезжали мимо.

Третий из них, показалось мне, был тот самый, с которым я познакомился, и я решил возобновить разговор. Я встал поперек дороги и стал ждать.

«Бочка» подкатила, пригрозив своим: «Мы дрррузья», и остановилась. Четыре или пять ее глаз смотрели на меня в упор. Она повторила свои слова и погнала свою тачку, но я не отходил в сторону. Тогда проклятое существо быстро протянуло одну из своих рук, и два его пинцетообразных пальца ущипнули меня за нос!

— Вот как! — проворчал Гаррисон. — Вероятно, у этих существ есть понятие о красоте.

— Вам хорошо смеяться, — возразил Жарвис. — Мой нос уже был ушиблен и пострадал от мороза. Я закричал «Ай!» и отскочил в сторону, а «бочка» промчалась мимо со своей тачкой. С той минуты их приветствие стало: «Мы дрррузья! Ай!» Странные существа!

Мы с Твилом дошли до следующего холма. Обитатели города сновали взад и вперед, не обращая на нас ни малейшего внимания и возя свои тачки с мусором. Дорога вела к проему и шла затем по пологому склону вниз, как в старой штольне; люди-«бочки» проезжали туда и обратно и приветствовали нас все теми же словами.

Я заглянул в этот проем: где-то внизу был свет, и это возбудило мое любопытство. Свет не был похож на факел или на пламя, скорее — на искусственное освещение. Я подумал, что по источнику света можно будет решить об умственном развитии этих существ. Я вошел, и Твил следовал за мной с гоготанием и щебетом.

Свет на самом деле был странным, колеблющимся, ярко-белым, как в старой угольной лампе, он исходил от какого-то черного стержня в стене штольни. Без сомнения, это был электрический свет. Как видно, люди-«бочки» были достаточно цивилизованными.

Затем я увидел другой свет, уже отраженный; он сверкал в отражателях; я подошел поближе рассмотреть их, но это оказалось горстью сверкающего песка. Когда я обернулся и хотел выйти, то, черт меня побери, выход исчез!

Я решил, что штольня делала изгиб, и мы незаметно свернули. Тогда мы двинулись в том направлении, откуда, как мне казалось, пришли, но я видел только шахтные ходы, на определенном расстоянии освещенные этими сияющими лампами. Мы попали в лабиринт! Кругом — пересечения штолен расходящихся и сходящихся. Время от времени пробегал мимо нас кто-либо из местных жителей, иногда — с тачкой.

Сначала я не очень волновался. Мы с Твилом удалились от входа не больше чем на несколько шагов, но с каждой минутой мы заходили все глубже. Я попытался идти следом за одним из аборигенов, везших пустую тачку, решив, что из этой ямы нечистот он направляется к выходу, но «бочка» бесцельно бегала туда и сюда, из одной штольни в другую, и, когда она закружилась вокруг колонны, я остановился, снял со спины бидон с водой и уселся на него.

Твил был так же беспомощен, как и я. Я показал наверх, но он сказал: «Нет, нет!» — и остался рядом со мной. На помощь местных жителей мы перестали надеяться. Правда, каждый раз, пробегая, аборигены уверяли, что они друзья, но этим их забота о нас и ограничивалась.

Не знаю, сколько часов или даже дней мы там бродили! Дважды я засыпал от усталости; Твил, казалось, не нуждался в отдыхе. Мы попробовали пойти по штольне, ведущей кверху, но после небольшого подъема она опять отлого повела вниз. Температура в этой проклятой шахте была постоянной, нельзя было отличить день от ночи, и я не знал, спал ли я час или тринадцать часов, так как по моим часам нельзя было понять, полдень ли был или полночь.