Генри Каттнер - Бесчисленные завтра

Йенг нажал кнопку, и экран погас. Затем он обернулся к только что вошедшему доктору:

— Ну, что?

Врач был в ярости:

— Если бы ВКМ в свое время не запретил исследования, сейчас я, наверное, вылечил бы Ортегу. Но я не могу: в его организм попал вирус, дремавший до вчерашнего потрясения. Теперь болезнь уже не остановить.

— Что за вирус?

— Возможно, просто ринит — по крайней мере поначалу. Средство от обычной простуды нашли еще восемьдесят или девяносто лет назад. Тогда ВКМ позволил создать антигриппин, потому что в те времена еще не был уверен в своей мощи. Но за девяносто лет вирус мутировал, и прежние снадобья не годятся для новой разновидности. Насморк претерпел эволюцию, причем радикальную. Теперь он может оказаться смертельным — по крайней мере, без антитоксина, которого у меня нет.

— Я, конечно, слышал, что микробы мутируют, — заметил Йенг, — но чтобы — как вы сказали, ринит? Им часто болеют?

— Это вирус, а не микроб, — перебил его доктор, — великий притворщик. Приспособляем до чертиков. Его проще простого принять за сходную патологию — например, за атипичную пневмонию, — а дальше начинается интересное. Человек вроде бы умирает от атипичной пневмонии, и его лечащий врач делает об этом соответствующую запись, потому что так велел ему ВКМ. Возможно, он даже подозревает, что к чему, но, здраво рассудив, воздерживается от вопросов.

— Что будет с Ортегой, — спросил Йенг, — раз нет антитоксина?

— Что ж, кое-какие наработки имеются. Я уже не первый месяц тружусь над этим, но какой, к черту, с меня спрос? Исследования приходится проводить тайно, да еще время от времени показываться на люди. Мне не хватает ни времени, ни оборудования. Я постараюсь помочь Ортеге, но от прогнозов пока воздержусь. — Сорвавшись, он выпалил: — Просто счастье, что эти малявки еще не переродились в чуму!

— Действуйте, — невозмутимо велел Йенг. — Если наш план сработает, будут вам исследования. Должны быть. Что с Уродцем?

— Там уже не человеческая патология. Он в шоке. У него атаксическая афазия: звуки не складываются в слова. Речь не идет о повреждении коркового слоя, но тут примешивается другое — теперь он не может написать, что хочет выразить. Это очень редкая форма. Плюс частичная амнезия. Не забывайте, Йенг, что Уродец — мутант и его патологию вылечить гораздо труднее, чем обычную болезнь. Очевидно, он перенес некое потрясение и замкнулся в своем сознании. С нами он общаться не в состоянии.

— Но он хотя бы сохранил рассудок?

— Откуда же я знаю? — резонно переспросил доктор.

Луис Бриден не мог освободиться от наркотического дурмана. Вдобавок его осаждали видения, а в мозгу кто-то торопливо нашептывал едва различимые слова: «Передай им, скажи… отрезан от мира. С тех пор, как родился. С тех пор, как достиг осознания. Все вокруг — зелень полей, небесная синева — не для меня… Парализован, не могу ни писать, ни разговаривать… Если бы они не отворачивались всякий раз, как говорят со мной!.. Это отец?.. Он убьет меня, но слова останутся… Наверное, в глубине души он давно мечтает убить меня… Я для него — инкуб… Отче наш, иже еси на небеси… Грядет царство… А они не ведают… Слепящий белый ужас в небе… Скажи же им, скажи, скажи… Прежде чем…»

Луис Бриден застонал, пошевелился и смутно ощутил укол, после чего погрузился в более глубокое забытье.

Йенг сидел возле аппарата и вносил заметки в блокнот. Рокочущий голос, доносившийся из механизма, после прохождения через наскоро сооруженный трансформатор стал тише, зато гораздо яснее.

— Я не понимаю, в чем затруднение, — вещал голос. — Повторю еще раз все сначала.

Он начал быстро диктовать, а шариковая ручка Йенга сверяла пункты длиннейшего списка. Наконец, дойдя до конца страницы, она вернулась к одной из записей.

— То-то и оно, — заметил инженер, стоявший за спиной у Йенга. — В нашем мире нет ему соответствия.

— Что это?

— Похоже на некую плату для отклонения пучка электронов, потребляющую полтораста тысяч вольт — это не учитывая энергии на поддержку связи. На самом деле нужно гораздо больше, если мы хотим войти в контакт.

— Вы смогли бы смастерить подобное?

— Естественно, — мрачно ответил инженер, — если бы у меня был радиоизотоп с бета-излучением. Дайте мне ядерный реактор, и я дам вам изотоп — правда, не сию минуту, потому что на это уйдет время. На Омеге и нужные технологии есть, и ядерные реакторы не бездействуют, а в запасниках хранятся все необходимые изотопы. Наверное, так. А у нас нет ничего — ни мощностей, ни времени. Я мог бы собрать фортепиано посреди Сахары, если бы мне дали год на горные разработки, на плавильный процесс и на все прочее. Я мог бы сконструировать эту плату или ее заменитель, если бы у меня были достаточные запасы графита, керамический завод и урановый реактор, плюс необходимая для производства энергия. Ну, и несколько других пустячков. Вы хотите, чтоб я сыграл Бетховена на двух клавишах! Тем не менее я не отказываюсь подумать. Правда, за результат не отвечаю.