Станислав Лем - Облако Магеллана

Рис. Р. АВОТИНА

Я один из двухсот двадцати семи человек, покинувших Землю, чтобы устремиться за пределы солнечной системы. Намеченная нами цель достигнута, и теперь, на десятом году путешествия, мы начинаем обратный путь.

Наш корабль вскоре достигнет скорости, превышающей половинную скорость света, и все же пройдут годы, прежде чем Земля, не различимая сейчас даже в сильнейшие телеснопы, выступит из мрака, как голубая пылинка среди звезд.

Мы привезем вам хроники путешествия, весь еще не пересмотренный и не приведенный в порядок огромный объем первых исследований, запечатленный в механической памяти наших автоматов.

Мы привезем вам научные труды колоссальной важности, родившиеся во время полета. В них открываются новые, дотоле неизвестные, безграничные горизонты космических исследований.

Я один. В каюте царит полумрак, в котором едва выделяются контуры мебели и маленького аппарата передо мной. В недрах аппарата вибрирует крошечный кристаллик, увековечивая мой голос. Прежде чем начать говорить, я закрыл глаза, стремясь приблизиться к вам. И тогда на несколько секунд я услышал великую черную беспредельную тишину. Постараюсь рассказать вам, как мы победили ее.

К кому из вас обращаюсь я, начиная повествование о наших судьбах, о том, как мы жили и умирали?

Круг моих друзей охватывает близких и далеких, неизвестных и забытых, тех, что родились после нашего отлета, и тех, кого я никогда не увижу. Все вы мне одинаново дороги, и со всеми вами я говорю сейчас. Понадобились именно такие расстояния, такие испытания и такие годы, чтобы я понял, как велико то, что соединяет нас, и как ничтожно то, что разделяет.

Каждую ночь за все эти годы со всех материков Земли, из селений и городов, из лабораторий и с горных вершин, с искусственных спутников, из лунных обсерваторий, из ракет, курсирующих в пределах солнечной системы, миллионы взглядов обращались к тому квадрату неба, где светится слабая звезда, которая была нашей целью.

Ваша мысль сопровождала нас все время, после того как, ежесекундно оставляя за собою десятки тысяч миль, мы исчезли в бездне, за последними пределами сферы тяготения Солнца.

Чем были бы мы в этой металлической скорлупке среди искрящегося звездами мрака, когда законы физики порвали нить сигнализации, связывавшей нас с Землей; чем были бы мы, если бы не вера миллиардов людей в то, что мы вернемся?

Для того чтобы вы могли понять меня, хоть не вполне, хоть приблизительно, я должен передать вам малую часть трудностей, угнетавших и сокрушавших нас; вы должны вместе со мною пройти сквозь поток событий, сквозь великие годы, залитые мраком пустоты, когда в глубине корабля мы слушали нескончаемую тишину вселенной, когда мы наблюдали вспыхивание и угасание солнц, видели небеса черные и красные, когда за стальными стенами мы слышали вой раздираемых планетных атмосфер, когда нам встречались миры населенные, миры мертвые и такие, на которых жизнь только зарождается.

... Я чувствовал, что спокойствие пилотов – только маска, скрывающая те же тревоги, какие мучают и меня. Напротив, Руделик, поглощенный работой, совсем не ощущал их. Как я завидовал его математическим заботам!

Пока я размышлял над этим, в глубине коридора появился какой-то человек, прошел мимо меня и исчез за поворотом. Я хотел вернуться мыслями к Руделику, но что-то мне мешало: казалось, что вокруг происходит нечто необычное. Я встал и вдруг вспомнил, что коридор за поворотом кончается тупиком у перегородки, отделяющей жилую часть корабля от атомного двигателя. Чего мог искать в этом тупике человек, прошедший мимо меня? Я прислушался: тишина. Тогда я пошел к повороту. Там у стальной стены, в полумраке, стоял кто-то, прижимаясь лбом к металлу. Подойдя почти вплотную, я узнал: это был Диоклес.

– Что ты тут делаешь?

Он не шевельнулся. Я положил ему руку на плечо. Он был как деревянный. Внезапно встревожившись, я схватил его за плечи, попытался оттащить от стены. Он упирался. Вдруг я увидел его лицо, совсем без выражения, такое безучастное, отчужденное. Руни у меня сами упали.

– Уйди.

Я вдруг догадался: этот отрезок коридора глубже всех входит в корму корабля, обращенную к Полярной звезде, то есть ближе всякого другого места подходит к Земле. Ближе на несколько десятков метров – сравнительно со световыми годами, отделяющими нас от нее! Я рассмеялся бы, если бы мне не хотелось плакать.