Роберт Хайнлайн - Человек, который продал Луну

Тот сухо усмехнулся.

— Так, молодой человек, — он сунул десятку в карман. — Я использую эту бумажку как наглядное пособие. Пусть мои внуки знают, как легко можно делать деньги.

Энтенца смотрел то на Джонса, то на Гарримана.

— Чудесно, — объявил Гарриман. — Джентльмены, мистер Джонс установил цену на продажу своих интересов на Луне. Население нашей планеты — около трех миллиардов человек, следовательно, Луну можно оценить приблизительно в тридцать миллиардов долларов, — он достал бумажник. — Кто еще хочет продать? Покупаю в любом количестве, по десять долларов кусок.

— Даю двадцать! — крикнул Энтенца.

Гарриман мрачно посмотрел на него.

— Оставьте, Джек! Мы же в одной команде. Давайте, сойдемся на пятнадцати.

Диксон постучал по столу.

— Джентльмены, займитесь этим после заседания. Кто еще поддерживает предложение мистера Гарримана?

— Я продал все свои права мистеру Гарриману, — сказал Гастон Джонс. — Давайте голосовать.

Никто не возражал. Предложение провалили одиннадцатью голосами против трех: самого Гарримана, Стронга и Энтенцы. Гарриман поспешил, пока никто не ушел, chobi обратиться к собранию:

— Так я и думал. Открою карты: я хочу гросить наш синдикат, поскольку он больше не интересуется космосом, уступить то, что может мне понадобиться: патенты, технологии, оборудование и прочее, что связано с космическими полетами и не связано с производством энергии на планете. Наш недолгий роман с энергоспутником дал потомство, и я хочу этим воспользоваться. Я не прошу никаких обязательств, только согласия не противодействовать моим личным интересам, поскольку они не идут вразрез с интересами синдиката. Что скажете, джентльмены? Согласитесь — и я отвяжусь.

Джонс изучал кончик сигары.

— Не вижу причины отказывать, джентльмены… Заметьте, я говорю как абсолютно незаинтересованная сторона.

— Думаю, мы так и сделаем, Дилоуз, — согласился Диксон, — но продавать ничего не будем. Дадим взаймы. Если вам все удастся, синдикат останется в деле. Никто не возражает?

Возражений не было; таким образом политика синдиката определилась и по этому пункту. Большое совещание закончилось, точнее — распалось на несколько маленьких. Гарриман шепотом договаривался с Энтенцей о встрече, Гастон Джонс что-то тихо внушал Диксону.

— Джордж, — вдруг обратился он к Стронгу, — можно вас спросить?

— Ради бога, но ответа не гарантирую.

— Я всегда считал вас очень разумным и осторожным человеком. Почему вы работаете в паре с Гарриманом? Он же просто сбрендил.

Стронг замялся.

— Мне полагалось бы возражать, ведь он мой друг, но… я не могу. Сбрендил, так сбрендил! Каждая безумная идея Дилоуза оборачивается прибылью. Вы знаете, я до тошноты не люблю, когда мною руководят, но его бредням я доверяю больше, чем иным бухгалтерским выкладкам.

Джонс воздел брови.

— Это что же, прикосновение Мидаса [2] Согласно легенде, фригийский царь Мидас получил от Диониса способность превращать в золото все, к чему ни прикоснется, и едва не умер от голода, прежде чем смыл этот дар в истоках Пактола. ?

— Называйте, как хотите.

— Не забывайте, чем кончил Мидас. Всего наилучшего, господа.

Гарриман попрощался с Энтенцей, и они со Стронгом пошли из зала. Диксон озабоченно смотрел им вслед.

Дом Гарримана строился еще в те времена, когда все, кто только мог, старались закопаться поглубже. Его надземная часть являла собой небольшой коттедж-купол, окруженный участком дивной красоты. Трудно было заменить, что под внешней оболочкой таится слой брони. Но основные помещения были под землей; они могли выдержать все, кроме прямого попадания, там были даже резервуары с запасом воздуха на тысячу часов. В Безумные Годы стену, окружавшую участок, снесла и выстроили новую — ей был нипочем даже танк на полном ходу. И ворота были под стать стене: детекторы личности чуткостью не уступали сторожевому псу.

Несмотря на все это, дом был вполне удобен; правда, содержать его стоило немалых денег. Гарриман ничего не имел против этих расходов — Шарлотта любила свой дом и у нее всегда было чем заняться. Сразу после свадьбы они жили в тесной квартирке над бакалейной лавкой, и Шарлотта терпеливо сносила все неудобства. Теперь она обрела любимую игрушку — этакий родовой замок; что ж, Гарриман не возражал.

Но сейчас он начинал новое дело. Те несколько тысяч, что уходили каждый месяц на поддержание дома, вполне могли оказаться той гирькой, которая склонит чашу весов то ли в сторону успеха, то ли в сторону судебного исполнителя.