Александр Карнишин - Всячина [СИ]

И чего вдруг потянуло на эти разговоры? Ведь все и так обошел, как описано у Михаила. Парк в старом санатории за серой бетонной стеной посмотрел. Записал впечатления. Сухой бассейн с кучками камней на побитом мозаичном дне. Пустой пляж в мелкой гальке, продуваемый насквозь.

А на набережной стояли в зеленых брезентовых дождевиках рыбаки. Махали удочками. В белых пластиковых ведерках плавала пузом кверху какая-то рыбья мелочь. И ни кошек, ни собак рядом. Даже странно.

Вот и спросил.

Вот, значит, и ответили.

Он дошел до края, до самого конца набережной. На побитом морем бетоне сидела одинокая крупная дворняга с обрывком веревки на шее. Смотрела непрерывно, подняв одно ухо и как бы прислушиваясь, в сторону моря.

Море было яркое и синее. По прозрачному голубому небу плыли редкие чистые белые облака. Легкий ветер гнал какую-то ритмичную, как современная музыка, волну. Было еще прохладно, но поднимающееся солнце уже обещало, что вот неделя, вторая — жди жары.

Иван постоял, глядя на море. Внутри что-то непонятно ворочалось. Поднимались волоски на руках. Пробегали мурашки по спине. Не холодно, нет. Тревожно как-то и очень неопределенно и зыбко все было.

Они же забирают собак по домам? Так ведь сказали? И в записках тех — о том же. А это что же за зверь тогда одинокий и ничей?

— Миша? — вдруг тихо спросил Иван, неуверенно приглядываясь к псу.

Дворняга вздрогнула, повернулась неуклюже, сжалась, как перед ударом и кинулась с тонким визгом в кусты.

— Тьфу! — плюнул он в сердцах. — Вот ведь фигня какая почудилась.

По пути к гостинице встретил согнутую бабушку, наливающую молоко в три посудины, стоящие под деревянной поломанной лавкой. Вокруг вились разноцветные кошки.

Он вдруг вспомнил, что кошек в городе и правда не было. Вернее, он их просто не видел, наверное. И собак никаких не было. А сейчас — вон собаки. А вон — кошки. В ассортименте, так сказать. Тоже мне, писатель называется — животных не замечал. Мечтал о чем-то своем непонятном. Ходил и мечтал. Это во всем море виновато и воздух. Пьянит и отвлекает.

В гостинице сказал девушкам на входе, что видел много кошек. Они сразу разулыбались, стали говорить, что кошек в поселке чуть ли не больше, чем людей. Что они все ласковые и очень чистые. Местные их тут всегда подкармливают.

Угу. Много кошек, значит.

Когда спустился с вещами, смотрели уже не так радостно. Говорили, что, ясное дело, сезон скоро, понаедут бездельные туристы. Конечно, неудобно будет знаменитому писателю Петровскому в шуме курортного сезона свои книги писать.

— А вы приезжайте к нам осенью, на всю зиму! У нас тут такая, знаете, тишина, как ватой уши забиты. Аж звенит. Пусто совсем, и — тишина. Зимние шторма на море — это ж такая дикая красота! Туманы еще у нас бывают, какие роскошные. По неделе! А то и больше.

— Да, да, — поддержали все. — Приезжайте к нам на всю зиму. Берите свой ноутбук, вещи еще какие, если что надо — и приезжайте. У нас тут просто прекрасно пишется, все так говорят.

Сон был каким-то неприятным, как бывает неприятным красивый, но неудобный, тесный костюм. Вот вроде бы и модный он, и этикетка на внутреннем кармане пришита правильная — можно показывать всем и доказывать, если что, а — тесный. Под мышками жмет. По шее краем ворота натирает. Это так тебе лично кажется, что тесный. Мама говорит, что очень хороший и модный костюм. Папа говорит, мол, надевай, не парься, все путем! А он тесный, тесный! И от того неприятный.

И вот сон вроде был яркий, красивый, про лето и летние каникулы, которые как раз вот именно сегодня начались, а все равно какой-то неприятный. Что-то в нем было не так. Что-то жало и теснило со всех сторон. Неудобный он был, этот сон.

Поэтому Алексей даже обрадовался, когда его подергали за ногу, и строгий мамин голос сказал, что уже пора вставать, и что его ждет сейчас очень серьезный разговор. Она так и сказала:

— Алексей, быстро спускайся. У нас с папой есть к тебе очень серьезный разговор.

Когда мама говорит «очень серьезный разговор», то это означает, что будет действительно тот еще разговорчик. Только не понятно, а что он сделал-то? Потому что о чем еще могут говорить «очень серьезно»?

— А что я сделал-то? — начал, было, он, но мама строго сказала:

— Не гунди! Быстро вниз!

Ого! Это действительно серьезно. А если еще и папа в таком настроении…

У них тут был небольшой дом, который получился переделкой из простого блочного проекта. Внизу, где по проекту подвал и гараж, сделали большую просторную комнату. Там есть телевизор и тренажеры всякие. А в коридоре сразу направо вход в ванную и туалет. Выше этажом, то есть на самом деле как бы на первом — большая комната, светлая просторная кухня и спальная родителей. А из кухни крутая деревянная лестница ведет еще выше, где с раннего детства живет Алексей. У него своя собственная комната с чуть скошенным потолком и с одним широким окном во всю стену. И даже есть свой маленький туалет сразу за дверью. Вроде как на такой маленькой треугольной лестничной площадке. Это очень удобно, между прочим. И для себя, и если кто придет в гости. Только к нему пока еще никто не приходил.