Олег Таругин - Холодный бриз

— Думаю правильно, товарищ нарком! — твердо кивнул головой тот. — На месте вам будет куда проще разобраться и с произошедшим, и с его… участниками.

— Возможно, вы меня недопоняли, товарищ Захаров, — неожиданно для собеседника продолжил наркомвнудел. — Я имел в виду, что сообщать кому-либо о нашей поездке я категорически не рекомендую. Вообще никому. Ну, разве только товарищу Сталину, конечно, — пошутил он.

— Ваш самолет полетит следом пустым, я распоряжусь. Вы ведь один прилетели? Вот и хорошо, что один…

Берия кивнул, давая понять, что аудиенция закончена:

— Идите, Матвей Васильевич. Вечером за вами заедут.

Захаров встал и, кивнув, двинулся к выходу. Негромкий голос наркома остановил его на пороге:

— Генерал, если все это, действительно, правда… знай, я своих людей никогда не забываю и не бросаю. Просто помни об этом.

Расположение береговой батареи БС-412, 18 июля 1940 года

Проснувшись, Крамарчук несколько секунд не мог понять, где он находится. Вокруг стояла абсолютная темнота и тишина, прерываемая лишь негромким равномерным гудением. Пошевелившись, подполковник услышал под собой негромкий металлический скрип, как-то неожиданно и сразу вспомнив все события вчерашнего, закончившегося этим подземным кубриком, дня. Или еще сегодняшнего? Юрий на ощупь включил показавшуюся неестественно-яркой подсветку циферблата, глянул на часы — почти пять утра. Значит, все-таки уже завтра, то есть восемнадцатое.

Вовремя припомнив о наличии у кровати второго яруса — не хватало только еще раз головой удариться, — подполковник осторожно сел на скрипнувшей койке. Так, гудит, надо полагать, вентиляция, свет же отключен по причине ночного времени и прочего отбоя. И что делать? Ждать до побудки в темноте? Не хочется, сон уже прошел, а это часа полтора. Пойти искать тот самый рубильник? Так чревато в такой-то темнотище, был бы фонарик или хоть какая-нибудь зажигалка… тьфу, ну и идиот, есть же спички! Спички обнаружились там, где он их вчера и оставил вместе с папиросами — на тумбочке. А заодно рука наткнулась и на нечто незнакомое, чего раньше там определенно не было. Заинтересованный, он запалил спичку, поднял повыше. На тумбочке стояла алюминиевая солдатская миска с кашей и кружка с чаем, давным-давно остывшим и уже успевшим подернуться темной пленочкой. На отдельной тарелочке лежали несколько кусков хлеба и два кубика прессованного рафинада. Ага, значит тот артиллерийский лейтенант — как там его, Ивакин вроде? — вчера после ужина все-таки приходил. Наверняка, это он свет и отрубил, поскольку после отбоя хотя бы дежурное освещение должно было гореть. Хотя кто их тут, в сороковом, разберет.

Спичка догорела, и задумавшийся подполковник зло зашипел, тряся обожженными пальцами. Зажег следующую, и торопливо потопал к двери. Кстати, интересно, можно ли ее запереть снаружи? Вряд ли, все ж не гауптвахта, обычный военный объект. Дверь открылась простым поворотом ригельной рукоятки, бесшумно провернувшись на смазанных петлях, и необходимость тратить казенные спички отпала — в коридоре горело аварийное освещение, аж целая одна потолочная лампа, да и та, похоже, вполнакала. Подполковник оглядел коридор — пусто. Хотя, чему удивляться? Напуганный Качановым по самое не могу лейтенант, наверняка, закрыл на этот уровень доступ, небось, еще и часового у люка выставил, чтоб, значит, ни к нему сюда, ни он отсюда. Главное, чтобы с товарищем Зиновьевым конфликта не случилось: Ивакин-то, конечно, прикроется личным приказом особиста, и командир батареи ничего не сможет сделать, но вот как потом вместе служить? Не простит. Ладно, будем надеяться, капитан не обходит ежедневно все казематы, да еще и сейчас, когда и батарейному, и гарнизонному начальству определенно есть чем заняться.

Стараясь не шуметь, Крамарчук дошел до конца заканчивающегося тупиком коридора, без труда обнаружив на стене распределительный щит, выкрашенный все той же темно-серой краской. Тумблеров оказалось больше, нежели ожидалось, но, поэкспериментировав с ними пару минут, он сумел включить свет в «своем» кубрике. Возвращаясь, проверил, осторожно открывая двери, остальные комнаты, желая убедиться в страшном подозрении относительно отсутствующего туалета. Как выяснилось, ошибся: последняя в ряду дверь вела в небольшой, на два очка, туалет. Гальюн, если по-флотскому. Оправившись, подполковник наскоро умылся над жестяным, непривычного вида умывальником: в кране, к его удивлению, была вода. Желтоватая от долгого стояния в трубах, идущая без особого напора, но была, а на краю корытообразного умывальника даже лежал кусок хозяйственного мыла. Насколько Крамарчук мог судить, его временное обиталище (или узилище, уж кому какой термин больше по душе), являлось чем-то вроде резервного блока для личного состава батареи, например, для размещения больных или раненых красноармейцев во время боевых действий.