Андрей Измайлов - Референт

ДЯДЯ МИША Демиденко очередной раз вернулся из Китая. - А какая там кухня! О, там такая кухня! - А какая? - Китайская кухня! Подали яйцо. Отколупываю - а на меня оттуда глаз смотрит! И плачет!..

ДЯДЯ МИША Демиденко каких только блюд не пробовал, будучи в Юго-Восточной Азии... м-м... по службе. Но, когда ему неуточненные брамины подали жареную крысу, тут организм взыграл и сказал "нет". Но причину организменного "нет" пришлось лихорадочно придумывать тут же (служба-с...). И дядя Миша сказал неуточненным браминам: - Нет! Не могу? - Почему? - насторожились неуточненные брамины. - Вера не позволяет... И неуточненные брамины отступились, уважили. Вера святое. Что ж за вера у тебя, дядя Миша?

НОВОСИБИРСКИЙ прозаик Геннадий Прашкевич - большой любитель путешествовать По экзотическим странам в том числе И вот попадает он впервые в Лаос (или в Бирму?), а там уже дядя Миша Демиденко на правах старожила. И спрашивает Прашкевич старожила что бы такое здесь съесть-попробовать, чтоб на всю жизнь запомнить? И дядя Миша безапелляционно заявляет. - Плод дуриана! Ты что, Гена, никогда не пробовал дуриана?! Считай, не был в Юго-Западной Азии! Это - м-мечта! И покупают они зеленый такой плод дуриана и располагаются на лужайке в парке в античных позах, типа полулежа. А вокруг местный народ бродит, искоса поглядывает со священным ужасом на белых сагибов. Вернее, на белого сагиба Прашкевича. Потому что дядя Миша вдруг куда-то тишком-молчком слинял - дескать, ты пока вскрывай дуриана-то, а я за водичкой сбегаю, жажда, жара, то-се. И вскрывает Прашкевич плод дуриана при всем раскосом местном народе... и сам смотрит раскосо (окосев!) и бежит-бежит-бежит. Ибо, по местным законам, категорически запрещено, оказывается, вскрывать плод дуриана в общественных местах. Но не потому бежит-бежит-бежит Прашкевич, что законопослушен, а ненароком закон нарушил. Потому бежит Прашкевич, что закон не самодурский, а исключительно функциональный, охраняющий граждан, блюдущих этот закон. Ибо... Дуриан всем хорош, райское наслаждение, деликатес из деликатесов. Но кушать его можно, лишь болея хроническим насморком. В общем, воняет тот дуриан, как дюжина засранцев, принявших "мотилиум", одновременно. ...А дядя Миша потом объявился - уже в гостинице к Прашкевичу постучался. Агнец божий, а не дядя Миша. "Понравилось?" - спрашивает. Прашкевича, к слову, долго-долго не пускали в ту гостиницу - подите, мол, отсюда и сначала отмойтесь от аромата, сильно благовоняет от вас, белый сагиб. А чего? На всю жизнь, во всяком случае, Прашкевич запомнил...

ДЯДЯ МИША Демиденко бывает нищ и бывает богат. Когда он нищ, то стреляет сигаретки и не прочь выпить на халяву. Что компенсируется с лихвой, когда он богат. Тогда он сразу выворачивает карманы и поит-кормит всю литературную шатию-братию. Особенно если кто-нибудь из шатии-братии похвалит его и вообще выразит большое уважение. Так, в ЦДЛ (он сам уже и вывел градацию), если знают, что он пуст, встречают небрежным: "А, Мишка, ну, привет!" Если знают, что у него - ну, сотня, тогда: "О-о! Михал Ваныч!" Если же еще больше, то: "Всем встать! - командует изголодавшийся собрат по перу. - Писатель Демиденко!!!" И вот дядя Миша получил аж четыреста тогдашних рублей гонорару и пришел в ЦДЛ отобедать. Знает, что все знают, какие у него деньжищи. Хрен вам, думает, не купите на фу-фу! Не поддамся! Игнорируя шатию-братию, заказывает бадью окрошки, две порции мяса, коньяку бутылку. И поглощается процессом поглощения. - О-о! Михал Ваныч! Хрен вам, думает. - Всем встать! Писатель Демиденко!!! Хрен вам, думает. И тут чувствует, за плечо его теребят. Оборачивается. И видит - стоит перед ним литератор Марк Соболь. И плачет! - Что с тобой, Марик?! Что?! А тот: - Миша... Я давно хотел тебе сказать... Бунин и ты! И дядя Миша сорвался, расшвырял в народ всё. Всё, что было при себе. Было четыреста...

ДЯДЯ МИША Демиденко в пору нищенствования снимал квартиру на Зверинской, рядом с зоопарком. В квартире - три коробки от телевизоров. Вот и вся мебель. На двух коробках спал, на третьей работал. Лето. На улицу выходил чуть ли не в нижнем белье. Проникал в зоопарк в период кормления животных. Подходил к служителю, который закидывал мясо в клетку со львами. Почесывая свою ржавую грудь, укорял: - Африканского зверя кормишь, а тут русский человек с голоду погибает! И ему, устыдившись, отпиливали кусок. А потом... перестали. Дядя Миша тогда пронаблюдал, что летом львы какие-то квелые. И сам подбирался к клетке и заговаривал им зубы: -Лежишь, скотина?! Мяса не жрешь?! Заелся?! - А сам кусок зацепит и тащит к себе, и тащит. Потом делился впечатлениями: - Львы, они индифферентные были. А вот когда я у макаки яблоко отнял, она такой крик подняла!