Светлана Ягупова - Феникс

- Ты чего такая, а? - спросил он, вытирая ладонью мокрое лицо.

- Какая? - Она искоса взглянула на него через плечо.

- Сердитая. Невеселая.

- Веселых не там ищешь...

- Ты... - Он запнулся, кивнув на коляску, - прости. Я тогда и впрямь подумал, что придуриваешься. В воде ты не похожа на больную.

- А я не больная, - вскрикнула она. - Просто не хожу. С самого рождения.

- Значит, и есть больная.

- Но у меня ничего не болит, - сказала она раздраженно.

Он улыбнулся.

- Вот чудачка. Это ведь не обязательно. У меня вон палец на ноге болит вчера о стекло в море поранил. Но это не значит, что я больной, а вот ты больная.

- Господи, - вскипела она, - какой ты бестактный. Он согласно кивнул:

- Возможно. Потому что я босяк. Во всяком случае, бывший.

- Как? - не поняла она. - Объясни.

- Босяк - это тот, кто ночует под открытым небом, питается чем придется.

- Понятно, - кивнула она. - Так называли когда-то хиппарей. А ты был в армии?

- Мне еще нет восемнадцати. Через три месяца исполнится. Попрошусь на третий медицинский фронт.

- Вряд ли у тебя спросят. Слушай, а как ты стал босяком? - Она с откровенным любопытством рассматривала его. Черные настороженные глаза раскосо щурились, беззастенчиво уставясь на Айку. Чуть широковатый нос. Полные яркие губы.

- У меня родители погибли в Алма-Ате, когда мне было десять лет. Жил у тетки, а ей не до меня, сама была молодой. На ночь выпроваживала к своей подруге. А подрос, все надоело, познакомился с ребятами, такими же неприкаянными, как и я, сбежал, скитался по городам. Путешествовал.

- За какие шиши?

- Вот именно. Промышлял чем придется.

- Ужас.

- Что, испугалась?

- Любопытно. Но и не совсем приятно.

- Чистоплюйка, - грубовато сказал он. - Может, мне тоже приятней заигрывать совсем с другими девочками, а не... - Он смолк, глаза его испуганно сверкнули.

- Что же ты, заканчивай, - усмехнулась она.

- Дура.

Он встал и уже было нагнулся за ластами, но, досадливо крякнув, опять плюхнулся в песок.

- Я пришел сюда вовсе не за тем, чтобы ссориться с тобой, - мрачно сказал он. - Я пришел спросить, почему ты загораешь одна, а не со своими?

- Я тебе что, мешаю?

- Отчего же, пляж не мой. Но ведь скучно.

- А мне нравится здесь. По крайней мере, тут можно думать.

- О чем же ты думаешь?

- О разном.

- Например? У меня под солнцем голова трещит, а ты думаешь.

- Скорее всего, она у тебя трещит и в тени, коль не отказался от бродяжничества.

- Скажешь, неинтересно? Ого-го, еще как!

- Так можно и в тюрьму угодить.

- Я уже побывал в исправительном интернате.

- Ну? - Айка опешила.

- Думаешь, конченый?

- Этого никто и не говорит.

- Да, но ты так посмотрела... Я ведь давно оставил всякую дуристику. А сюда прибыл потому, что здесь легко подработать без всяких записей в трудкнижке.

- А что записи?

- Да не могу долго на одном месте. Так уж устроен. Должны ведь учитывать и эту особенность человека, создавать летучие бригады: нынче здесь, завтра там. А что ты читаешь? Небось, о любви? Я о любви не люблю.

- Тебе разве никто не нравился?

- Почему же, нравились несколько марух.

- Кто-кто?

- Ну, девчонки. Одна соседка нравилась, клевая была: ресницы - во! талия, что надо. Фирму только и носила. Пригласил в дискотеку, соврала, что не танцует, сама же через минуту пошла с одним фрайером. Ну я ему и расписал морду. Заодно влепил и ей. Потому и загудел в интернат. А ты о любви. - Он взял в ладони песок, пропустил сквозь пальцы. Сказал протяжно: - Все это лажа, если вдуматься. Слушай, хочешь мороженое?

- Хочу. Но нет с собой денег.

- Я мигом.

Он вскочил и исчез за кустами. Через несколько минут вернулся с двумя порциями эскимо. Айка развернула фольгу, с удовольствием отколупнула зубами холодную шоколадную корочку.

- А где ты взял мороженое? У тебя ведь тоже не было денег?

- А свистнул, - сказал он невозмутимо.

- Как?

- Очень просто. Тетка отвернулась, я и слямзил парочку.

Эскимо полетело в кусты.

- Дура, ну и дура, - с досадой сказал он. - Я ведь пошутил. Мне в магазине дали, где я подрабатываю грузчиком - это рядом. Они всегда меня угощают. - Он сердито сунул ей свою порцию.

- Правда? - недоверчиво спросила она.

- Ты теперь всегда не будешь верить мне?

- Что значит "всегда"?

- "Всегда", потому что я хочу с тобой дружить. Ты мне нравишься, - просто сказал он. - Ты здорово плаваешь и ныряешь, совсем как мальчишка. И вообще ты не как все.

- Ну, разумеется, - протянула она, облизывая эскимо.

- Не потому, что не ходишь, а вообще. Я не могу это объяснить, я это чувствую.