Стив Альтен - Воскрешение майя

Толпа Нефилим напоминала стадо животных. Они толкались и пинали друг друга, пытаясь протиснуться поближе к берегу озера.

А гонг не умолкал, издавая жуткий, пробирающий до мозга костей звук.

На серебристой поверхности озера отражалось багровое искусственное небо.

Внимание Доминики привлекло сооружение на противоположном берегу.

Это была статуя чудовищного гуманоида с демоническим лицом, на котором выделялись широкий клыкастый рот и крючковатый нос. Продолговатую голову венчали огромные козлиные рога из полированного черного камня. Нетопыриные крылья с загнутыми когтями на концах облегали обнаженный торс чудовища. Нижняя часть его тела была козлиной, длинный хвост заканчивался острым шипом.

Доминика застыла, пораженная внезапной догадкой.

Люцифер. Они поклоняются Дьяволу.

Гонг умолк.

На дальнем берегу возвышалось тыквенное дерево, огромное, как африканский баобаб. Узловатый, перекрученный ствол и голые ветви были гипсово-белыми, из пористой коры сочилась белесая слизь.

У основания необъятного ствола стояла женщина.

Лилит.

Королева Хун-Ахпу была одета в красную монашескую рясу, безволосый длинный череп полностью был скрыт капюшоном.

Она заговорила, и природная акустика озера многократно усилила ее голос:

— И стало ясно, что деспотичный Бог настолько испугался и возревновал к собственным творениям, что сослал самого прекрасного из сынов своих, архангела Люцифера, в глубины Ада. Таким эгоистичным был Создатель, что изгнал и нас, великое создание свое, из райского сада. Таким ревнивым был наш Мститель, что требовал кровавых жертв от самых верных своих последователей. Таким нетерпимым был Он, что наслал великий потоп и уничтожил свои создания. Он так боялся разума людского, что уничтожил Вавилонскую башню и рассеял выживших по белу свету, заставил говорить на разных языках, чтобы не дать нам вознестись как единому народу и тем самым привести нас к саморазрушению.

«Не убий», — приказал нам Великий Ханжа, но сам при этом убивал без раздумий, везде сея зерна ненависти.

Но даже Великий Ханжа при всей силе и власти своей не смог лишить нас любви нашего подлинного отца, который поднялся из бездны, чтобы подарить нам свет знания. Это Люцифер научил нас истинному вкусу виноградной лозы. Это он заменил воздержание терпимостью, а невежество — любопытством. Это Люцифер освободил наш дух, превознес наши биологические, духовные, умственные достоинства. Он дал нам власть над тайными силами природы. Он стал нашим спасением, а мы — его, и недалек тот час, когда мы исправим ошибки прошлого и освободим отца нашего из нечестивых оков!

Толпа зашевелилась, заворчала, зашумела.

Доминика сжала дрожащие пальцы на рукояти меча.

Лилит подождала, пока легион ее слушателей успокоится, и продолжила:

— И вот теперь Бог послал нам еще одного вестника боли. Но не бойтесь, прибытие Хун-Ахпу не умножит вашего отчаянья. Девлин, ваш истинный спаситель, использует силы Хун-Ахпу и откроет Врата Ада, чтобы выпустить нашего отца, архангела Люцифера!

Дикое волнение и вопли, давка в толпе, потому что каждый хотел придвинуться ближе к королеве.

Лилит взмахнула рукой, требуя тишины.

— Терпение! Благословенное возрождение настанет достаточно скоро. Но пока этого не произошло, вы должны проникнуться светом Люцифера!

Доминика потрясенно наблюдала за тем, как процессия мучеников медленно обходит по кругу белое дерево, как разноцветные шары поглощают его энергию, как становится ярче свет имплантатов по мере того, как они вбирают в себя излучение дерева.

Затем они разошлись, ворча и толкая друг друга. Двуногие первыми вернулись в деревню, калеки тащились следом.

Доминика, оставаясь в укрытии, навела бинокль на объект, свисающий с одной из нижних толстых ветвей.

Это был деревянный крест с распятой на нем фигурой.

Голова в венке с шипами поникла, синяя кровь заливала лицо.

Джейкоб…

Когда улицы опустели, Доминика выскочила из своего укрытия и побежала к озеру, оскальзываясь на серой жиже.

Я должна торопиться… успеть прежде, чем появится сторож с голограммы Джейкоба.

Двадцать лет существования вместо жизни, двадцать кошмарных лет. Шесть из них она наблюдала, как ее сын готовится к войне в этом адовом тупике.

Господи, пожалуйста, пусть он будет жив.

Добежав до креста, Доминика выдохнула:

— Джейк? Джейкоб, милый, это я!