Михаил Ишков - Заповедник архонтов

Положение казалось безвыходным. На Хорде меня раскрыли, сущность моя обнажена, явки провалены. Кроме одной, в рубке «Быстролетного». Теперь заковали в железо.

А вдруг пронесет?

Я нутром чувствовал, высших мира сего заинтересовали сказанные мной слова. По крайней мере, они более не могли пренебрегать ими. Ковчег все равно придется предъявить населению, иначе жди серьезных неприятностей с поставками продовольствия, с программой по добыче полезных ископаемых и редкоземельных металлов, а также ртути и бария, без которых гигантское военное поселение-корабль, сооружаемый в космосе и предназначенное для путешествия в межзвездных далях, просто не могло обойтись. Откровенно говоря, я очень сомневался, что задача разрешима, но даже если и так, цели, которые славные поставили перед собственным народом, были невыполнимы, пусть даже они взнуздают планету.

Я почувствовал отчаяние. Менее всего губошлепы походили на муравьев или пчел. Как раса хордяне доказали свою состоятельность, тем не менее конфронтация с миром — это путь никуда, однако попробуй разорви выкованный тысячелетиями порочный круг.

Как соединить несоединимое — страх перед агрессией, мысль о которой отравляла славным мира сего всякое впечатление от жизни, и необходимость повернуться лицом к звездам. Как заставить их прекратить строительство смертоносной горы?..

Заставить невозможно, разве что убедить? Но для этого правда нуждается в силе. Не в моральной, а что ни на есть физической.

Реальной, убедительной…

Перед самой высадкой мне удалось расспросить Тоота о странностях в поведении властей Хорда. Почему гарцук Дираха вместо того, чтобы отправить меня в ртутные шахты или на сбор водорослей, послал на Дьори, да еще в такой разношерстной компании, в которой отчетливо просматривалась и высшая, может, даже абсолютная власть, и смирение, переходящее в уныние и самоуничижение.

Он почесался, давая понять, что догадается, к чему я клоню.

— Чему, товарищ, собственно ты удивляешься? Неужели, Роото, ты всерьез полагал, что славные не ведали, что ты творишь, какую ахинею несешь… Особенно про этих, как их… великанов ростом с пальму! То есть, по самым приблизительным прикидкам что-то около пяти средних ростов нормального поселянина. Ты в своем уме, товарищ? Подобные существа не в силах справиться с притяжением Хорда. Они были бы обречены на ползание, потому что никакая сердечно-сосудистая система в условиях повышенной силы тяжести не обеспечит перекачки крови по организму.

Я попытался было возразить, но он жестом остановил меня.

— Я понимаю, «великаны», это как бы в переносном смысле. Что это, так сказать, вымысел. Вот и задайся вопросом, а нужен ли подобный вымысел ковчегу? Неужели ты полагал, что славным неизвестно, что ты видишь сны? Глупо, товарищ… Они знают обо всех и обо всем, а если чего не знают, заглянут к поселянину на огонек и мирно спросят — объясни, мил-друг, какие-такие сны ты видишь? Если в твоих снах обнаружится хотя бы толика полезной для ковчега информации, тебя никогда не сунут в интеллектор.

— А если не будет?

— Ну, приятель, — он развел руками (кисть у него уже почти отросла). — Что ж тогда жаловаться. Если ты вдруг стал негоден, если толку от тебя, кроме вреда, никакого, о чем тут рассуждать! Сам попросишься в интеллектор. Там хорошо, там уютно. Мне предлагали, но я отказался — слишком высокая честь.

— Позволь, но как же ваши старики, уже не способные трудиться на благо ковчега? Как другое простолюдье, лишенное возможности помочь в строительстве? Как быть с мамками, вышедшими из яйценосного возраста? Их тоже в интеллектор?

— Зачем? — Тоот почесал живот, что на человечьем языке означало «пожал плечами», и добавил. — Они побираются, и всякий добрый поселянин готов уделить им долю из своего пайка.

— Час от часу не легче. Зная о том, что их ждет в старости, они тем не менее трудятся изо всех сил, созидая ковчег?

— Разве, товарищ, у вас в горах по-другому? Разве не вынужден каждый тащить свой камень, а когда сбросит его в общую кучу, разве у вас не суют ему кусок черствого хлеба и не предлагают отойти в сторонку?

Я уже совсем было собрался сказать «у нас по-другому», но, глянув в проницательные глаза Тоота, не решился на обман. Беда с этими образованными пролетариями, все-то они понимают, на семь пядей под землей видят. Это с одной стороны, с другой — только заикнись при этом «революционере» о необходимости уничтожения ковчега! Он меня живьем съест!