Михаил Ишков - Заповедник архонтов

Скоро начался исход. Отказывавшимися вернуться на родину целеустремленными инженерами, а также до конца приверженными долгу занялся Быстролетный. Он построил для них обитель, в миниатюре напоминающую прежний ковчег. Пусть копаются, сколько хотят…

В самый разгар зимней стужи, когда Даурис и Таврис окончательно скрылись за горизонтом и над северным полушарием Хорда безраздельно засияли звезды, на планете наступил день великого торжества, приуроченный к празднику, посвященному новому поколению Героев.

Наступило обещанное Третьим столпом чудо.

В ясном, насквозь прозрачном небе вспыхнула новая звезда. Петр и Павел объявили, что сам великий ковчег, творимый руками многих миллионов хордов, уверовал в нерукотворного Творца и вознесся к нему. Он исчез в благодатном светоносном потоке, которым Создатель одарил поселян без различий разрядов и мест проживания. Одарил беглецов и провокаторов, инженеров и работяг, крестьян и воинов, вожаков и ведомых, старцев и молодых птенцов. Каждому досталась часть светоносной силы, в которую обратился прежний повелитель. Теперь хорды могут безбоязненно смотреть на звезды.

Они — частичка той же животворящей силы.

Не могу сказать, сколько наших земных месяцев прошло с той поры, как однажды жарким июльским днем я очутился в Восточной Якутии, где в недрах обособленно стоявшей в долине реки Джормин сопки когда-то отлеживался фламатер.

Год, столетие? Подсчитать трудно. Непонятно, по какой шкале оценивать время, проведенное на Хорде? Или срок пребывания в сером лимбо? Я настаивал на том, что мне следует появиться в родном городе спустя несколько месяцев после отъезда из Снова, однако попечитель дал промашку в расчетах, и я появился на родной планете спустя десяток лет после сражения при Сатурне.

Это по земному счету.

Возродили меня сорокалетним, молодым и сильным мужчиной. Первое время, оказавшись в якутской тайге неподалеку от того места, где прятался «Неугомонный», которому так не терпелось покинуть Землю и вернуться на Ди, я долго не мог приспособиться к своему новому телу, чесался по всякому поводу. Когда печалился, приседал, прикрывая голову руками, когда становилось радостно, прыгал с ноги на ногу. Разумом понимал, что обернулся прежним, земным человеком, но приобретенные на Хорде привычки, долго давали о себе знать. Пришлось более месяца отлеживаться на берегу Брюнгаде, в брошенном поселке Нонгакан.

Жил в той самой избе, возле в которой когда-то повстречался с чудом. Уже облачившись в свою прежнюю плоть вновь овладевал волшебным поясом. В компании с Прокопием Егоровичем Спиридоновым, местным шаманом, хранителем окрестностей, прилегавшим к Чисхан-реке, [9] Индигирка. — осваивал якутские обряды и заклинания, позволяющие менять личину. По утрам кувыркался, оборачивался то волком, то человеком, ловил крупных, гулявших по ручью, успевших потемнеть хариусов, бродил с ружьишком по ближайшим сопкам.

Стрельбой не злоупотреблял… На день мне хватало пары полярных куропаток, при надобности глушил тайменя в Брюнгаде. Наконец подоспела грибная пора и быстро схлынула. Потом по уремам пошла ягода. Устраивался в брусничнике, собирал в туесок, вспоминал… Пил пригоршнями былое, вникал в настоящее. Оно было нерадостным. Поперла из-под земли всякая нечисть, и Георгию-царевичу в компании с Василь Васильевичем то и дело приходилось надевать боевые доспехи.

Наконец пришел день, когда больше не было сил находиться вдали от дома. Однажды, сентябрьским утром собрал манатки, перекувырнулся через голову и помчался на запад. Было время, когда мне уже приходилось следовать этим маршрутом. Выше Якутска переправился через Лену, через пару дней допрыгал до Енисея. Великую реку одолел возле Туруханска — напугал при этом нескольких рыбаков. В болотах на правом берегу Оби, пришлось сбавить ход, дожидаться ночей, а через Уральский хребет вообще переползал на брюхе. Наконец добрался до тверских, уже начавших осыпаться лесов, там вновь перекувырнулся и в человечьем обличье автобусом из Калязина доехал до Москвы. Погостил денек у моего наставника, Евгения Михайловича Неволина. Посудачили о том о сем, пришли к выводу, что не все так ладно на родной земле, упрятанной под голубыми небесами. Наконец поутру, едва сдерживая нетерпение, отправился в Снов.

Родной город встретил меня холодной солнечной погодой и обильным листопадом. Тополиные забеленные листья ложились поверх бурого, уже спекшегося слоя подгнивающей листвы. Добравшись до родного дома, обнаружил, что ключи не подходят к замкам — видно, за время моего отсутствия их поменяли. Посидел на скамейке во дворе, потом отправился бродить по городу. Заглянул в городской парк, вышел на обрыв.