Зиновий Юрьев - Часы без пружины

И только сложились в голове эти два словечка, как в мастерской послышался скрип несмазанных колесиков и шаги. И движется по проходу детская коляска. А катит коляску - знал, догадывался, когда только скрип услышал, - Майка Прусс. Седая старушка Майка Прусс. И опять крик, как тогда в Столешниковом:

- Колька, ты? Неужели ты?

- Я.

И такой неподдельной радостью сияли все те же беспомощные добрые глаза за толстыми стеклами очков, что дрогнуло сердце у Николая Аникеевича, перевернулось в груди и потянулось к старушке. Медленно, словно танцевал старинный какой-нибудь менуэт, наклонился, взял маленькую, в морщинах лишней кожи, в коричневых пятнах пигментации руку, взял за пальцы со странно выгнутыми, коротко остриженными ногтями без лака, с чернильными еле заметными кляксочками. Неужели с тех времен?

- Нет, - смущенно улыбнулась Майка и покачала головой, ты меня уж совсем за неряху считаешь. Писать много приходится. Истории болезней.

Ничего не ответил. Поднес бледные кляксочки к губам и почтительно, освобождая сердце от бремени, поцеловал их.

- Ты что, Колька? - испуганно встрепенулась Майка и тут же бросила тревожный взгляд на коляску: не разбудила ли. Внук... Ты такой джентльмен стал, дамам ручки целуешь...

Ничего не ответил. Еще раз поцеловал Майкины пальцы и еще раз поклонился. Совсем уж смущенно заулыбалась старушка с пятой парты в среднем ряду.

- Ты какой-то... загадочный... Вот не думала, что мы здесь встретимся...

- Где здесь?

- Ну, здесь, в часовой мастерской. Решила оставить сначала коляску на улице, а потом думаю, что лучше сюда, прямо и съехали по лестнице. И вдруг - ты... Но это все ерунда, товарищ Изъюров. Может быть, вам будет небезынтересно узнать, что я вас все школьные годы... - остановилась, засмеялась, тряхнула головкой седенькой. - Впрочем, ладно... Я тебя отрываю, ты что-то писал?

- Да, сочинение...

- На какую тему?

- Ты не знаешь...

- Но все-таки...

Странно, отметил про себя Николай Аникеевич, не удивилась даже, узнав, что сидит за верстаком пенсионер и пишет сочинения. А может, думает, для внуков? Нынче это водится - за детей и внуков все делать.

- Про смысл жизни... - пробормотал Николай Аникеевич, понимая, как глупо звучат эти слова в часовой мастерской.

- А, про тайну? - деловито спросила Майка. - Ты бы прямо и сказал, друг разлюбезный.

Что, что такое? При чем тут друг разлюбезный? Или это... Точно. То есть Майка, конечно, но не без старичка.

Он всматривался, всматривался, пока Майка наконец не улыбнулась:

- Что, не очень знакомое лицо? Знаешь, тут дело, наверное, не только в возрасте. Ты ж на меня девять лет только в профиль смотрел, на уроках, когда сдувал или когда я тебе суфлировала. Ну, что ж, друг мой разлюбезный Николай Аникеевич, за работу.

"Он, он, Виктор Александрович. Майка моего отчества знать не может".

- За работу?

- Естественно. Я буду писать, а ты будешь списывать. В вашем возрасте трудно менять привычки. Не так ли, как говорят англичане?

- Но... смысл жизни...

- Пустяки... Ты у меня ухитрился раз списать сочинение на тему "Как я провел летние каникулы". И все в женском роде: я ходила собирать грибы. Ну, смелее.

Уселись рядом. Обмакнула Майка ручку (так и есть, перышко восемьдесят шесть) в невесть откуда взявшуюся фаянсовую чернильницу-невыливайку и начала писать. Николай Аникеевич привычно - будто и не было перерыва в полвека - скосил глаза и вывел:

"Общеизвестно, что..."

Ай да Майка, здорово завернула.

- Не отвлекаться, друг любезный, не отвлекаться...

А как не отвлекаться, когда показалось, что из-под рукава трикотажной кофточки выглянул самый краешек коричневой вельветовой пижамки?

- Списал? - прошептала ("Что значит привычка!" - подумал Николай Аникеевич), - а то я страничку перевертываю...

Оглянуться не успели, четыре страницы.

- Давай прочту, - сказала Майка. - А то ошибки... Списывать тоже уметь надо.

- Да ничего, это не важно.

- Ну и хорошо, - сказала Майка и подмигнула Николаю Аникеевичу совершенно по-мужски, совсем как Бор-Бор. - Ну, я поехала, а то Сережке скоро кормиться надо. Рада была повидаться, Колька... Даже не верится, - вздохнула она и слабо провела рукой в воздухе, точно отодвинула воспоминания. Прощай...

- Прощай, Майка, спасибо.

- Может, чтобы мне не тащить по лестнице коляску, я через стенку выеду? - спросила Майка, снова подмигнула ему глазом старика Вахрушева и легонько выкатила коляску прямо сквозь стену. "Гм, может, и не было ее? А сочинение?"