Зиновий Юрьев - Полная переделка

— Я так и думал, — кивнул ч. — Я сразу понял, что Кополла лишь орудие сведения с вами счетов. Но я никак не мог понять, почему ваши враги избрали такой сложный способ нападения…

— У меня есть кое-что против них. И они это знают. Они знают, что, если ухлопают меня, я буду опасен им даже в могиле. Может быть, даже опаснее, чем сейчас. Сейчас я скован по рукам и ногам, а тогда ничто не помешает, чтобы кое-какие факты стали всеобщим достоянием… Об этом-то уж я позаботился заранее. Поэтому они пока что щадят меня, а у меня нет возможности нанести им удар. В политике это называется баланс сил. Или баланс страха.

С Кополлой они придумали замечательно. Когда я прочел ваше выступление на суде, я просто… руками развел. Это ж надо придумать такое…

— Мистер Бракен, — сказал я, — мой друг Айвэн Берман запомнил имена людей, которые пытали его. Некий Фалькони и…

— Наверное, Фрэнки. Фрэнк Топол по кличке Банан.

— Фрэнки, верно.

— Они всегда работают вместе.

— Мистер Бракен, я нашел свидетеля. Человека, который видел, как они вели Бермана в его квартиру. Паренек из подземного гаража в доме Бермана. Чак Пополис.

Начальник следственного отдела покачал головой.

— Хотя бы и два Чака… Бессмысленно.

— Но почему?

Патрик Бракен посмотрел на меня с легкой брезгливостью.

— Потому что ни один свидетель не доживет до процесса, на котором судили бы человека Вольмута.

— Вольмута?

Брезгливость на лице Бракена сменилась состраданием.

— Теперь я понимаю, как вам удалось сделать то, что вы сделали, — усмехнулся он. — Вы просто ничего не знаете. Вы новичок, впервые попавший на бега. А новички, первый раз приходящие на ипподром, выигрывают чаще завсегдатаев. И знаете почему? Потому что они ни черта не знают. Незнание — тоже сила. Если бы вы знали, против кого подняли руку…

— Но я же, как вы видите, жив…

— О, люди Вольмута знают, когда нужно отступить и когда нужно выждать. Тем более что Ламонт, как вы знаете, исчез вместе со своим аппаратом. Так что их организация особенно даже и не пострадала. Я не хочу обидеть вас, мистер Рондол, но вы не можете разрушить организацию Вольмута и Майка Перуджино.

— Перуджино?

— Это хозяин Вольмута.

— Ничего себе организация…

— Это рак, Рондол, рак в стадии метастаз. Он пророс сквозь наше общество.

— Но должно же быть средство…

— Нет, Рондол… Средств нет. Мы не можем избавить наше общество от этого рака. Он — его часть. Неразрывная часть. Мы можем только изменить общество. Полная переделка. И мы должны будем либо сделать это, либо… либо жить только законом джунглей.

— А кто же изменит наше общество?

— О, не все же хотят жить по закону джунглей… И поверьте, это будет действительно полная переделка… Но не через измененных…

Что ж, наверное, он был прав. Но пока что меня ждали Фрэнки по кличке Банан и Фалькони.

— Значит, мистер Бракен, вы не можете помочь мне и добиться ареста Фрэнки и Фалькони?

— Нет. Пока нет.

— А если я…

— Это ваше личное дело, мистер Рондол. В конце концов каждый вправе выбирать себе конец. Один ждет его в кровати, другой прыгает с моста, третий собирается добиваться ареста двух джентльменов без определенных занятий.

— Вы меня не поняли. Вы убедили меня, что их не арестуют. У вас вообще большой дар убеждения, мистер Бракен. Вы не только убеждаете других, вы даже себя убедили, что ничего сделать нельзя. Это очень удобно, снимать ответственность с себя и навьючивать ее на исторические процессы…

— Мне, наверное, следовало бы выбросить вас из кабинета.

— Стоит ли? Оставьте это до полной переделки общества. Вы ведь терпеливый человек. А я не могу ждать. Не хочу ждать. Мне плевать на ваше правосудие! У меня в носу постоянно вонь от тлеющего человеческого мяса. Джунгли так джунгли. Можете вы хоть придумать способ… Подождите, Бракен… Что было бы, если бы Фрэнки и Фалькони вдруг узнали, что я собираюсь посетить гараж Чака и договориться с ним о его свидетельстве?

— Они постарались бы, чтобы вы никогда не договорились с ним. И даже не встретились.

— Хорошо. А как дать им об этом знать, чтобы не вызвать, у них подозрений?

— О, у них тут много друзей. Например, Херб Розен.

— Что? Херб Розен?

Я стоял на маленькой качающейся льдинке, и она с хрустом крошилась и трескалась под ногами. Херб Розен. Человек-гора. Бракен прав. Я идиот. Я жив до сих пор только потому, что я идиот.

— Вас это удивляет? Не он один…

— Тем лучше. Ему и расскажите о Чаке.