На сегодня было запланировано много дел. Не все такие уж срочные, но мне самому не терпелось узнать все. Свою роль здесь я знал заранее, а какая, например, у господина В.Москвина? Почему он тоже, пусть бессознательно, бывал на нейтральных территориях?
За завтраком Лиз отметила, что я необыкновенно изменился.
- По-моему, я это слышал еще вчера, - буркнул я, но бурчания не получилось, уж очень я был переполнен чем-то светлым.
- По-моему, я вчера это и говорила. Хотя имела в виду другое, - ответила Лиз. - Что ты собираешься делать сегодня?
- Сейчас съезжу по одному маленькому делу. Часа на два-три. А потом поработаю.
- Мы куда-нибудь сходим вечером?
Я подумал, что ослышался. Время уже подходило к обеду, когда я вернусь, будет уже вечер, а если буду еще писать (если получится), то закончу ближе к ночи. Куда пойти? Но тут же я сообразил, что двойника писательство не обременяло. Когда мы встретились в первый раз, он взял дискету. Неужели дискеты можно перетаскивать через измерения? И я не помнил других случаев, чтобы во сне работал за компьютером. Значит, ему все-таки приходилось тратить время хотя б на переписывание очередного фрагмента... конечно, меньшее время.
- Посмотрим, - ответил я Лиз. Впрочем, почему бы и нет? Дела мои здесь в порядке, нужно только попробовать...
И я решил узнать главное прямо сейчас.
Включив компьютер, я с трудом отыскал свое последнее произведение - ведь на моем компьютере его не было - и заглянул в конец. Повествование обрывалось на середине первого абзаца из написанных во время сна в метро. Двойник честно пытался написать сам, но бросил. При следующей встрече спрошу, что помешало.
Пальцы запрыгали по клавишам, с легкостью воспроизводя (уже в третий раз!) надписи на белых стенах. Приближаясь к черте, за которой источником станут исключительно мои мысли, я подумал, как все здесь хорошо началось, и может вот-вот закончиться все.
Нет, возразил я себе, продолжая машинально отстукивать текст, не все. У меня есть Лиз - и я люблю ее. У меня есть дочь - и я люблю их обеих. У меня есть все, и даже этот чертов двойник, с которым можно получить сверх того. Вместе мы личность выдающаяся, и нам надо быть вместе. Всем надо, чтобы мы были вместе. Даже Господу Богу, который вертит нами, пытаясь составить в одно, как детали замысловатой головоломки, потому что из-за нас с нашей выходкой мироздание дало трещину, протекает где-то, как проржавевшая водопроводная труба, и оттого, что упал напор, каждый из потоков времени бледнее и беднее, чем если бы они слились воедино...
Как обычно, пока половина мозга занималась текучкой (сейчас это были досужие размышления, а не стучание по клавишам! А раньше - наоборот), вторая сочиняла, и теперь руки подчинялись ей. Уж не знаю, может, вселенная, где я сейчас находился, являлась зеркальной по отношению к другой, но, определенно, все здесь было наоборот. И это при том, что мир этот, в общем, представлял собой полную копию другого.
Я перечитал написанное и даже не сразу заметил "место склейки": во сне двойник оборвал меня на середине абзаца. Короче, эта вселенная опять стала для меня лучшей.
Оставалось переговорить с Виталием Москвиным.
Только на улице я вдруг сообразил, что не знаю, куда идти. Вчерашние поиски ничем не закончились - отпала необходимость. И мне пришло в голову повторить попытку: вряд ли в этой "Августе" я буду встречен так же, как в той. Откуда мне было знать, что в своем издательстве я никогда не был?
Подходя к зданию, большую часть которого занимала "Августа", а оставшуюся - какие-то рога-и-копытообразные конторы, я вспомнил, что у меня нет пропуска. Как постоянному работнику мне выдали яркий квадратик картона, без которого проникнуть в издательство было непросто, особенно после какой-нибудь кражи или утечки информации, когда охрану как следует вздрючивали. Разумной, однако, показалась мысль, какую я теперь роль для них играю.
Охранник меня знать не мог - и не узнал. То, кем я назвался, вынудило его говорить со мной вежливее и связаться с начальством. Торопливая секретарша проводила дорогого гостя в кабинет одного из редакторов - возможно, этот человек занимал специальную должность: встречать меня, если я вдруг появлюсь у них; во всяком случае он ничем не занимался и никуда не торопился.
Торопился я.
Я открыл было рот, и только тут до меня дошло, какой я болван. Никакого писателя Москвина в этом мире нет и не было. Здесь есть я, этого достаточно. (Мне припомнилось, что Москвин тот Москвин - в свое время что-то, вроде, пописывал, отчего и появлялся на "рыбных четвергах", но для "Августы" - издательства номер один во всех мирах - этого было недостаточно. Благотворительность, которую они себе позволяли, распространялась лишь на классиков.)
Читать дальше