Николай Симонов - Сидоровы Центурии

— Значит, это — ЛСД или подобный ему синтетический наркотик, который для этой цели могли изобрести Мерцалов и Фишман? — жалея Аркадия Моисеевича, спросил Павлов.

— Вероятнее всего, что это именно так, — сказал Цибиков и сразу посуровел и нахмурился.

— Светлана Викторовна упоминала фамилии Огурцова и Шмидта. Какое они имеют отношение к экспериментам Мерцалова и Фишмана? — Павлов вспомнил фамилии еще двух фигурантов будущего уголовного дела.

— Насколько я понимаю, все четверо — друзья, но один — Огурцов, будучи философом, опровергает материализм диалектический. А другой — Шмидт, будучи историком — материализм исторический, — объяснил Цибиков, едва сдерживая улыбку.

— Ну и пусть себе опровергают. Разве это кому-нибудь, например, лично вам, мешает? — спросил Павлов, не скрывая отсутствие у него марксистско-ленинской убежденности.

— Лично мне не мешает, потому что я в это уже давно не верю, но, вот, для существующей политической системы это неприемлемо. Тем более что оба они — преподаватели кафедр общественных наук и, между прочим, коммунисты и ветераны Великой Отечественной войны. То есть, Огурцов — коммунист, а Шмидт — ветеран, — уточнил Цибиков.

В этот самый момент к столику, за которым они сидели, подошли два милиционера и попросили предъявить документы. Павлов так перепугался, что с трудом нашел во внутреннем кармане пиджака свое служебное удостоверение. Он почему-то подумал, что его разговор с Цибиковым кем-то прослушивался и им обоим вскоре придется давать объяснение по поводу диалектического и исторического материализма.

Цибиков предъявил блюстителям порядка свой паспорт с московской пропиской. С почтением, посредством отдания чести, милиционеры вернули Павлову его служебное удостоверение, но, что касается Цибикова, возникла заминка.

— Гражданин Цибиков, проследуйте с нами в отделение! — вежливо попросил милиционер в звании старшего сержанта.

— А в чем дело? — с невозмутимым видом спросил Цибиков.

— В отделении и узнаете, — ответил милиционер в звании младшего сержанта и достал наручники.

— Встать, руки за спину! — заорал милиционер в звании старшего сержанта.

К величайшему изумлению Павлова Цибиков встал и подчинился приказу. Когда на его запястьях щелкнули браслеты, мимо их столика, закрыв лицо руками, пробежала девушка в цветастом длинном платье, а вслед за ней, быстро прошел низенький лысоватый мужчина, на ходу вытирая носовым платком свое вспотевшее лицо. В пробежавшей девушке Павлов сразу узнал Наденьку Навротилову. И испугался еще больше.

— А теперь в соответствии с инструкцией номер такой-то, утвержденной приказом Министра внутренних дел Щелокова тогда-то вы должны меня обыскать на наличие при мне оружия и изобличающих меня документов, — потребовал у блюстителей порядка Цибиков.

Милиционеры переглянулись и приступили к обыску. Когда они вытащили из внутреннего кармана пиджака задержанного его служебное удостоверение, с ними чуть не случился инфаркт.

— Товарищ капитан, извините, ошибочка вышла. Товарищ капитан, сейчас мы с вас наручники снимем! — залепетали милиционеры, услужливо и подобострастно.

— Да я и сам без вас это сделаю, — сказал Цибиков и в тот же момент все услышали, как металлические браслеты зазвенели, упав на паркетный пол. — Разгильдяи! Даже наручники не научились застегивать! Смирно! Кругом! Шагом марш! — бушевал Цибиков.

Когда, чеканя шаг, блюстители порядка, удалились, Цибиков расхохотался. А Павлов признался, что натерпелся такого страха, что ему, не мешало бы, срочно пробежаться до туалета. Цибиков с пониманием кивнул головой. Проходя мимо служебного помещения ресторана, Павлов через полуоткрытую дверь услышал звонкую пощечину и громкий негодующий голос:

— Сука! Подставить нас решила!? Говори, где залег Салавар! Не скажешь, в СИЗО сгною!

Вернувшись к столику, Павлов застал Цибикова "принимающим тысячу извинений" от следователя районной прокуратуры, которому прямо с утра было поручено расследование обстоятельств смерти в результате жестоких побоев ранее судимого за изнасилование и сводничество гражданина Серебренникова и причинения тяжких увечий трем его корешам и еще двум гражданам, личность которых устанавливается. По словам одного из потерпевших, все это — дело рук "вора в законе" Салавара, которого он, якобы, опознал по голосу.

— Вы нас поймите, товарищ капитан, — говорил следователь, вытирая платком вспотевшую лысину, — у нас уже три года, как тишина, никаких разборок. И тут на тебе! Прямо в центре города!