Встречающие сородичи не обделили и вниманием и Нару с Березкой, искренне поздравив их с благополучным прибытием. Только Медвяная Роса и Сара Гудвин тихо стояли в сторонке. Наконец, дело дошло и до них.
— А это кто? — спросила Нару одна из теток Сороки — самая пожилая и авторитетная, по имени Лаванда.
— Не поверите, уважаемая Лаванда! Старшая — его жена, а младшая, как можно догадаться по цвету кожи, — подарок вождя черных аратов.
— Когда же он успел жениться и добиться расположения черных аратов? — удивилась Лаванда.
— Он еще и нас из реки вытащил, а потом убил Хумбабу и содрал с нее шкуру, — набравшись смелости, сказала Березка.
— Кто, Сорока?! — всплеснула руками Лаванда.
— Теперь он не Сорока, а Тибул, то есть Победитель Тигра. Так решила Агата и пожаловала его в свои адъютанты, — сообщила Нара самую сногсшибательную новость для сородичей Сороки, получившего вместо прозвища новое имя, причем, достойнейшее из достойных.
Тем временем обе Риты успели облачиться в свои доспехи и ударили копьями о щиты. На сигнал прибежали воины и ученицы, охранявшие Главный Причал. Риты знаками показали им на Павлова и его ожерелье из медвежьих когтей, а Медвяная Роса развернула тигриную шкуру и попросила Нару набросить ее Павлову на плечи.
— Слава Тибулу! — закричали Риты.
— Урал!!! — подхватили амазонки и ударили копьями о щиты.
На шум, устроенный ими, сбежались все, кто в это время находился на Главном причале или поблизости. Собралась небольшая толпа, человек тридцать, не считая собак. Подошли два молодца в богатых меховых накидках и с деревянными дубинками в руках. Это были сыновья Верховного вождя, которые, по сложившейся у орландов традиции, выполняли функции полицейских. Их так и называли — "стражи порядка". Простые орланды их не очень-то любили, а амазонки, так и вовсе презирали.
— Что это еще за представление? Все праздники по случаю Дней ужаса и скорби отменены! Немедленно разойтись! — настаивали "стражи порядка", помахивая дубинками.
— Мы сейчас ваши дубинки вам в одно место вставим! — возмутились амазонки.
— Вы, что, не видите? Мы же героя встречаем! — заволновались сородичи.
Ошарашенный столь неожиданно шумной и теплой встречей, Павлов не сразу и заметил, что шагает по вымощенной брусчаткой дороге, — все равно, как в Москве по Красной площади. Подле башни, окруженной бревенчатым частоколом, толпа остановилась. Это был приют Желтого Быка, о чем свидетельствовало его изображение на воротах, ведущих внутрь просторного двора. Прежде чем ворота открылись, Павлов тепло попрощался с Нарой и Березкой и с сожалением подумал о том, что ему нечего Березке подарить по случаю ее дня рождения. Но он все-таки ей об этом событии напомнил, поздравил, и будущий подарок обещал доставить ей позднее. Березка потупила глаза и покраснела, и Павлов понял, что, наверное, опять неправильно выразился. А потом его от них оттеснила высыпавшая навстречу Нары и Березки толпа их сородичей.
Приют Белохвостого Оленя оказался самой крайней башней, которую Павлов заметил, когда со своими спутниками направлялся к Главному Причалу. В центре приюта, на скальной плите, высилась каменная башня с площадью основания около 12х12 метров и высотой около 25 метров. Башню окружал частокол высотой более двух метров в форме правильного четырехугольника.
В пересчете на привычную для Павлова метрическую систему, общая площадь окруженного частоколом пространства составляла не менее 700 кв. метров. Внутри вымощенного булыжником двора находились поленницы дров и разнообразные деревянные строения, с целью и назначением которых Павлову и Медвяной Росе еще предстояло разобраться. Сара Гудвин — та вообще была ошарашена, — наверное, так, как если бы дикого туземца из африканских джунглей доставили в центр Москвы или Парижа.
Если бы не Дни ужаса и скорби, объявленные Верховным жрецом Колываном, то все, кто был на встрече и чествовании Павлова, как героя, немедленно сели бы за стол и отведали пива и медовухи из погребов приюта Белохвостого Оленя, и потом бы от души повеселились. А так народ разошелся по своим приютам и по своим делам, и Павлов остался наедине с сородичами своего двойника, то есть Сороки.
Его терзали чувства самой разнообразного свойства. Во-первых, ему следовало заявить о смерти Сома и Аси. Во-вторых, доказать достоверность появления в приюте Белохвостого Оленя старшего лейтенанта госбезопасности Олениной в облике аборигенки Инги. По дороге в приют ему уже сообщили, что она совсем разболелась и даже не может разговаривать. Ему также сказали, что за ней сейчас присматривает ее родная мать и даже "напомнили" ему имя и прозвище этой женщины — Соня-Кукушка.
Читать дальше