Владимир Каминский: Три грации

- Не хочу, не хочу я смотреть на стрекоз. Мне надоело жить по подсказке. Я смотрю на то, на что меня заставляют смотреть, я слушаю то, что все слушают. Я хочу сама смотреть, ощущать, слушать то, что я хочу слушать, смотреть и ощущать. Не потому, что это красиво или некрасиво, а потому, что я хочу сама все понять. Зачем вы меня мучаете?

- Кто тебя мучает?

- Как ты можешь так говорить?

- Мы хотим только показать тебе подлинную красоту.

- Мы хотим, чтоб у тебя был хороший вкус.

- Чтобы ты разбиралась в жизни...

- Мы тебе показываем...

- Не хочу, не хочу чтобы мне показывали. Не желаю слушать. Откуда вы знаете, что мне действительно необходимо. Я сама как-нибудь разберусь.

- Но нам со стороны виднее. Мы же коллектив.

- Вы не коллектив. Вы насильники, желающие все уравнять, как Прокруст. Но я тоже частичка красоты, которую уравнять нельзя! Прощайте!

Она побежала. Ветки деревьев хлыстали ее по лицу, плечам. Волосы путались в паутине. Ядовитые колючки вонзались в босые ноги. Но она ничего этого не чувствовала. Она бежала, бежала, бежала... От себя, от своего прошлого, от всего, что мешало ей все эти годы быть свободной. Свобода! Какое чистое и звонкое слово. Свобода!

А она бежала, бежала, бежала... Пока не упала, обессиленная, в густую сочную траву. Тишина обступила ее, зловеще-величественная тишина. Она была одна среди этих деревьев, травы, неба... Одна в целом свете. Одна во Вселенной. Одна! И никто теперь не посмеет заставить ее смотреть только на то, на что смотрят все, любоваться лишь тем, что нравится большинству. Она сама знает, что ей нужно, а что нет. Она сама вправе распоряжаться собой. Сама. Только сама.

По руке полз муравей, шустрый и нахальный. Он метался от локтя к плечу, сбегал на грудь и снова возвращался к локтю. Он заблудился и никак не мог найти дорогу домой. А она смотрела на его мучения и смеялась. Ей было хорошо. Где-то далеко-далеко в небе сходились макушки деревьев, а между ними стремительно неслись облака. Казалось, что земля висит над небом, как воздушный шарик. И все, кто находится на его скользкой поверхности, вот-вот сорвутся в синюю пустоту Вселенной.

"Интересно, - подумала Грация, - что бы об этом сказали они? - И тут же испугалась: - Боже мой, опять я думаю о них. Как можно? Забыть! Во что бы то ни стало забыть! Зачем интересоваться мнением тех, кто тебе противен? Меня они больше не интересуют. Абсолютно".

Она сощурила глаза и снова стала смотреть на остроконечные макушки деревьев, которые, разрывая пухлые облака, улетали от земли.

Где-то вдалеке заиграла музыка. Грация прислушалась. Исполняли какую-то неизвестную ей симфонию. Мягкую, наивную мелодию скрипок нарушали диссонирующие звуки духовых. Но вот они все смелее стали вмешиваться в нежную мелодию скрипок. На какое-то мгновение все смешалось. Оркестр гремел, как канонада, и даже листья опадали с деревьев. Музыка металась. В ней были и отчаяние, и восторг, и надежда, и неопределенность. Но вот трубы стали стихать, и светлая мелодия скрипок вновь зазвучала над лесом. Все вернулось к началу.

"Интересно, - подумала Грация, - это талантливо или нет?"

- Ну а тебе нравится? - спросила она себя.

- Не знаю... Нравится... Но, может, я ошибаюсь. И то, что сейчас я услыхала, бездарно?

- Но ты же сама хотела во всем разобраться?

- Да. Но я не знаю - хорошо это или плохо. Кто бы подсказал?

- Что? - Грация обхватила голову руками. - Боже мой, опять. Опять мне нужна чья-то подсказка. Всю жизнь я жила по подсказке. Ну а что ты думаешь сама?

- Сама?

- Сама!

- Не знаю. Как трудно, как трудно быть самостоятельной. Мне это... мне это... нравится. Мелодия изящна, очаровательна... А эти трубы! Как они хотели расшевелить... А что они хотели расшевелить? Нет... По-моему, это плохо. Манерно. Скрипочки уж больно слащавы. А трубы! Бр-р-р, какие трубы. И никакой мысли, никакой... Это у меня никакой мысли...

А интересно, где это играли? Надо пойти взглянуть, послушать, что говорят другие...

Она отправилась в ту сторону, откуда доносилась музыка. Но нигде никого не было, и только птицы щебетали, перелетая с ветки на ветку.

- Ну кто мне скажет, кто? Хорошо это или плохо? Я знать хочу! Знать!

Грация снова упала в траву и заплакала.

- Почему я такая дура, почему? Мне все время казалось ужасным повторять чужие мысли. Я хотела обо всем иметь собственное мнение. А собственного мнения-то и нет... А может, надо просто...

- Вернуться, - ласково сказала Первая Грация и вместе со Второй обняла беглянку своими нежными, бархатными ручками, из которых уже было не вырваться.