Вадим Каплун - Бурда-Моден

- Давай сделаем торт.

Через секунду она сидела на моих коленях, обнимая за шею.

- Ой здорово! Сливки достанем. Яйца, простокваша...

Вспомнив пустые, мертвые дворы, откуда повымели даже кошек, я нервно хихикнул.

- Вот желатин сложно. Достанешь желатин?

- Ага. Обязательно.

- Ты все-все-все достанешь?

- Все. Я скажу ребятам и они... принесут.

- А сверху украсим ягодами и... Помнишь, фирменная присыпка была, разноцветная? Клевая штука!

- Жаль нет, - меня осенило. - О! Смотри!

Я вынул "Aquafresh".

- Это ж паста!

- И что? Если немножко выдавить сверху... точечками. Она цветная, синяя, красная. Полосками. Красиво. И съедобная... мятой пахнет.

- Когда начнем? - Ирка потянулась к тюбику, но я осторожно отвел руку и спрятал его в карман.

- Завтра. Или послезавтра. Как ребята желатин найдут, - я с трудом сдерживался чтобы не засмеяться. Нервы.

- А вино... Здесь есть вино?

- Есть. Все есть.

Театр абсурда! Пора уходить. Я снял ее с колен и встал.

- Ты еще сегодня приди. Пожалуйста, - что-то она почувствовала, занервничала. - Плохо тут... Плохо. Придешь?

- Ладно, - кивнув, я вышел.

Паралич конечно подслушивал.

- Что, капитан? Ежевичные торты?

- Молчи, сволочь, - равнодушно сказал я. - Слышал, так молчи.

Скучно это все, коллеги! Сливки в Приморском, ежевика осенью. Бред! Сегодня ее расстреляют и никаких тортов больше не будет. Никогда.

Море не успокаивалось, штормило баллов на пять. Погодка! Облака низкие, а толку-то? До Одессы я думал, в такую облачность не бомбят. Многие думали... Милый сюрпризец! И ведь предупреждал Баринов, папашка его в авиации служил. И точно, накрыли по приборам. Лучше солнце, веселее. Мэр подождет, охоту на Гулько начинать рано. Вечером стреляют чаще, меньше шансов засветиться. "Макаров" в такую работу не годится, "калаш" лучше, но здоровая дура, куда я с ней попрусь? Пора доставать вещицу.

Дома, на дне мешка лежала моя заначка. Стоила она мне часов и трех тысяч новых "гаврилок". Серьезная машинка неизвестной модели и калибра. Продавец не знал, а я не спросил. На Симферопольском толчке не спрашивают. Убедил ствол - арбуз пролетит. Мало патронов - половина ушла на пристрелку. Ничего, много не потребуется. Попадешь в голову, черепушку не соберут.

Дорогой мой заместитель, как тебя лучше перехватывать-то? Где ты есть? Где бываешь и что делаешь... Никогда не задумывался. Интересно. Поселок, пансионат, еще дом отдыха - повыше на горке, там теперь одни развалины. Пойду-ка я тебя поищу.

Поселок угасал, хотя народу оставалось несколько тысяч - по нынешним временам немало. Местные сбежали давно, но появились пришлые - с севера и востока. Наивные люди, помнившие Крым курортом, с персиками и пляжами. Персики-то остались, только сыт ими не будешь. Да и не до купаний, другие заботы. Холера. Пресную воду приходится таскать за два километра и это получается не часто. Все равно, приезжают на машинах, приходят пешком, занимают пустые дома и оседают, а некоторые уходят дальше. Одни рвутся на юг, другие на север, к запавшим в память магазинам Москвы и Питера. Великое переселение народов. Всегда меня умиляли оптимизм и живучесть. Дави, не дави... Копошатся, быт обустраивают. Эти, вон, собаку завели. Чем кормят? И вообще, мне недоступно, как можно сажать картошку, не зная доживешь ли до урожая. Ничего, одни сажают, другие копают... Едят третьи. Развал.

Я шел по бывшей улице, с трудом выдирая ноги из мутного коричневого киселя, с изредка попадавшимися в нем косточками гальки. Вдоль дороги торчали покосившиеся фонарные столбы, с которых по утру под вой и плач кого-нибудь снимали. Попадались скелеты машин - и поновее и совсем развалившиеся. Увязшие в грязи, размолоченные гусеницами, перевернутые, сброшенные на обочину, оставленные за ненадобностью... Дома стояли голые, страшные, от заборов не осталось и воспоминания, даже дров. Битые окна, умело и привычно занавешенные одеялами, а чаще драными лоскутными тряпками. Пепелища, огородцы, грядочки и деляночки с кучами гниющей ботвы. Взгляд натыкался на скрюченные серые фигуры с ведрами и лопатами. Неразличимые, словно высохшие убогонькие старушки, просившие милостыню в переходах московского метро.

На углу, где прежде стоял газетный киоск и сиживали местные алкаши, двое грязных мужиков пилили грязное ободранное дерево. С тупой пилой работа шла вяло. Странная мысль мелькнула вдруг в голове. Что если все эти заскорузлые, пилящие и копающие уродцы хором набросятся на меня? Наши далеко... Я замер, прислушиваясь к ощущениям. Тишина - ни мыслей, ни эмоций. Бесконечная усталость и тошный мертвый запах давно покинутого дома. Серое пустое пространство.