Фрэнк Герберт - Улей Хельстрома

В студии оказалось на удивление мало повреждений — только дыра в стене у северной двери. Часть оборудования разбилась и лежала в беспорядке. Разбит был и небольшой улей с пчелами, выжившие сердито жужжали, но не набрасывались на работников Улья, доказывая эффективность процесса их выведения. Хельстром сделал пометку в уме — похвалить тех, кто занимался этим проектом, и предоставить им дополнительные средства.

Главный кран студии не был поврежден. Салдо уже направлялся к клети, когда на лестничной площадке появился Хельстром. Нильс окинул взглядом студию. Зрелище было не из приятных. Тела работников поспешно уносили бригады уборщиков. Потери, потери, лагери! Черт бы побрал этих проклятых убийц! Хельстром ощутил, как в нем нарастает гнев. Ему вдруг захотелось взмахнуть рукой, призвать работников и наброситься на двух оставшихся нападавших, чтобы разорвать их на куски голыми руками, чего бы это ни стоило. Он чувствовал, что такое же желание, усиленное адреналином, охватило и остальных обитателей Улья. Они ждут лишь его сигнала. Это больше не были операторы, актеры, техники, специалисты по самым различным вопросам, благодаря которым в Улей из Внешнего мира поступали энергия и деньги. Это были взбешенные работники, любой из них.

Хельстром заставил себя спокойно подойти к клети и присоединиться к Салдо. Он сделал глубокий нервный вздох, впрыгивая в клеть. Улей никогда еще не был в такой опасности и никогда прежде так не нуждался в разумном и выдержанном руководителе.

— Возьми мегафон, — приказал Хельстром Салдо, когда клеть поднялась в воздух. — Скажи оставшимся в живых нападавшим, чтобы они сдавались. Постарайся взять их живыми.

— А если они будут сопротивляться? — спросил Салдо возбужденным голосом мужчины, готового к атаке.

— Ты не должен обращать внимание на их сопротивление, — сказал Хельстром. — Их нужно оглушить и взять живыми, если только это вообще возможно. Проверь, нельзя ли к ним подобраться с парализатором по какой-нибудь галерее Улья.

Клеть мягко опустилась, и Хельстром сошел с нее, а следом за ним и Салдо. Дверь, ведущая в пункт управления, была открыта, и изнутри доносились возбужденные голоса.

— Прикажи работникам в такие ответственные минуты больше полагаться на язык жестов! — гневно крикнул Хельстром. — Меньше шума и бестолковщины.

— Да… да, конечно, Нильс.

Салдо ощутил благоговейный ужас от спокойного, холодного голоса Хельстрома, когда тот отдавал приказ. Вот что лучше всего характеризует лидера — трезвый расчет заглушил гнев, клокочущий внутри. Несомненно, Хельстром тоже взбешен нападением, но он полностью себя контролирует.

Хельстром шагнул через небольшой проем двери в рубку управления и рявкнул:

— Немедленно восстановить порядок! Поставить экранирующий глушитель на место! Телефонная линия еще действует?

Мгновенно установилась тишина. Работники кинулись выполнять приказы. Офицер Службы Безопасности, стоя в конце изогнутой стойки, на которой крепились глушители, передал Нильсу телефон.

— Поставьте оборудование вон там, — указал Хельстром, беря телефонную трубку, — и пошлите наблюдателя в комнату «Проекта 40». Наблюдатель ни в коем случае не должен вмешиваться в их работу, просто наблюдать и все! О любых признаках прорыва наблюдатель должен немедленно докладывать лично мне. Понятно?

— Да, — ответил Салдо и бросился исполнять поручение.

Хельстром поднес трубку к уху; гудков не было. Он вернул ее со словами:

— Линия не работает. Попробуйте восстановить ее.

Работник взял телефон и удивленно заметил:

— Но все же было в порядке всего минуту назад.

— Ну, а теперь он не работает.

— Куда ты хотел позвонить, Нильс?

— В Вашингтон. Хотел узнать, не пришло ли время блефовать.

Из дневника Тровы Хельстром:

«Полноценная жизнь, нужные действия в нужное время, конструктивное служение своим товарищам, которым ты окажешься полезен и после смерти, отправившись в чан, — вот значение настоящей дружбы. Единение в жизни, единение в смерти».

Кловис выбрала для себя первый фургон, пренебрегая возражением Майерли, что это, мол, «не место для женщины». Она сказала, куда он может отправиться с этим своим замечанием, и он понимающе улыбнулся.

— Ясненько, милая моя. На Ферме, возможно, довольно весело, и ты не хочешь, чтобы твой дружок-Коротышка наслаждался там один. Если это так, я вернусь и сам расскажу тебе.

«Значит, он знает о наших отношениях!» — подумала Кловис.