Фрэнк Герберт - Улей Хельстрома

— Он лишь однажды сказал, — продолжил Дзула, — что в любое время дня или ночи есть животные или птицы. Я не верю, что птицы прячутся — их не слышно. Здесь нет ни птиц, ни насекомых.

— Тогда что этот ваш друг делал здесь? — спросил Крафт. — Если здесь нет птиц, то за кем же он наблюдал?

«Хм, приятель, не так быстро, — подумал Перуджи. — Мы еще не готовы снимать перчатки». Теперь он не сомневался, что Крафт в сговоре с Хельстромом. Карлос, вероятно, заметил отсутствие птиц и решил выяснить причину. И если он узнал причину, то кому-то это могло не понравиться. Вот и объяснение, почему он исчез.

— А вы подозрительны, — заметил Крафт.

— А вы разве нет? — в свою очередь спросил Перуджи. Потом двинулся в сторону ив у излучины ручья, вынуждая Крафта последовать за ним. — Кто он такой, этот Хельстром, шериф?

Крафту не понравилось, как Перуджи произнес слово «шериф», но он ответил с той же небрежностью:

— А, просто обычный, ничем не примечательный тип ученого.

Перуджи отметил, что голос Крафта теперь звучал спокойно и рассудительно, но что-то в его фигуре, особенно в настороженном повороте головы, глазах, говорило о лживости этой маски. Перуджи кивнул, словно обдумывая его слова, молчанием призывая Крафта продолжать.

— Конечно, все они немного сумасшедшие, — сказал Крафт, — но не опасные.

— Я никогда по-настоящему не верил в портрет этакого безобидного спятившего ученого, — заметил Перуджи. — Не думаю, что все они наивны и безвредны. По мне, так ни одному физику-ядерщику нельзя доверять.

— О, здесь не тот случай, мистер Перуджи, — Крафт пытался выглядеть веселым и сердечным. — Док делает фильмы о насекомых. Образовательные. Полагаю, худшее, что он может сделать, — привезти сюда хорошеньких девочек в лунные ночи.

— Он даже не балуется наркотиками? — продолжал давить Перуджи.

— Вы верите этой чепухе о Голливуде? — в ответ спросил Крафт.

— Не всему, но…

— Готов поставить последний доллар, что док чист! — сказал Крафт.

— Вот как? — заметил Перуджи. — А сколько случаев исчезновения людей в этом районе зарегистрировано за последние двадцать лет?

С упавшим сердцем Крафт подумал: «Он видел старые записи! Нильс был прав насчет него, даже ни разу не увидевшись. На этот раз чужаки прислали умного и проницательного человека. Перуджи знает все просчеты, допущенные Ульем. Плохо, плохо, плохо…» — Крафт повернулся, чтобы спрятать свое беспокойство и вновь зашагал в сторону построек, теперь находившихся ярдах в пятидесяти.

— Все зависит от того, кого вы называете исчезнувшим человеком, — заметил он. И добавил, увидев, что Перуджи все еще стоит в тени, отбрасываемой ивами:

— Идемте же! Мы не можем заставлять дока ждать.

Перуджи последовал за ним, с трудом скрывая улыбку. Шериф виден насквозь. Крафта потрясло упоминание об исчезнувших людях. Да, он не был простым, ничем не примечательным шерифом. В голове Перуджи элементы мозаики стали занимать свои места. Тут исчезли три агента, пытавшихся проверить появившееся подозрение. Он выявил шерифа, который не был шерифом, и это придало подозрению новое направление. Перуджи подумал: «Хельстром понял, что мы готовы уплатить за „Проект 40“ любую цену. А теперь пришло время узнать, сколько он готов заплатить».

— Мне всегда казалось, что исчезнувший человек — это исчезнувший человек, — заметил он в квадратную спину Крафта.

Тот ответил, не оборачиваясь:

— Это все относительно. Некоторые хотят исчезнуть. Сбежать от жены, от работы… То есть они сознательно пропадают. Я не имею в виду вашего приятеля. Когда я говорю «исчезнувший человек», то подразумеваю того, кто попал в опасное положение.

— А вы не думаете, что и здесь можно попасть в такое положение?

— Мы же не на Диком Западе, — отрезал Крафт. — Это местечко куда спокойнее многих ваших городов. Тут мало кто запирает двери. Слишком много возни с поисками ключей.

Он ухмыльнулся через плечо.

— Кроме того, здесь любят носить обтягивающую одежду, и для карманов нет места.

Они проходили мимо дома. Впереди за голым пустырем, покрытым грязью, нависала громада сарая. Старая ограда, от которой остались одни столбы, без проволоки, разделяла этот пустырь. Желтели занавески в серых окнах выдававшегося в сторону ручья крыла дома, но сам он казался давно заброшенным. Здание заинтересовало Перуджи. «Пустое ли оно? Почему? Дома принято использовать. Живет ли здесь Хельстром со своей съемочной группой? Или они тут едят? Почему же не слышен звон посуды, кастрюль и прочего?» — Он вспомнил замечание Портера о странностях. Очень тонкое замечание. Бросается в глаза не наличие чего-то, а скорее, его отсутствие.