Юрий Тупицын - Красные журавли. Повесть и рассказы

- Товарищ лейтенант, настоящий лётчик должен уметь не только пилотировать самолёт, но и выслушивать замечания старших. Вы меня поняли?

Глядя в сторону, Гирин вздохнул и выдавил:

- Понял, товарищ подполковник.

- Вот и хорошо.

Миусов на секунду задумался, расстегнул свой планшет, неторопливо достал из него инструкцию лётчику по технике пилотирования и молча показал её Гирину. Продолжив разбор и делая очередное замечание, Миусов теперь всякий раз ссылался на инструкцию, на основные правила полётов и другие источники, всю совокупность которых для удобства обычно называли руководящими документами. Эти руководящие документы Железный Ник знал великолепно и, когда это было нужно, цитировал на память, называя конкретные параграфы. Слушая Миусова, Гирин потихоньку увял, присмирел, а потом помрачнел. Спорить с Железным Ником было невозможно: по каждому отдельному пункту он был прав безусловно. Послушай кто-нибудь этот разбор со стороны, он ни на секунду бы не усомнился в том, что заместитель командира полка совершенно справедливо и по заслугам «высек» молодого пилота. Другое дело, что нельзя судить о полёте, искусственно разложив его на мельчайшие элементы, как нельзя судить о картине по отдельным мазкам кисти или о книге по случайным фразам, выхваченным из контекста, - куда важнее гармоничное целое! Но попробуй-ка грамотно сформулировать эту мысль и доказать её справедливость такому вот лётному бюрократу и педанту. Гирин совсем расстроился, и даже заключительная фраза беспощадного разбора: «Ну а в общем-то для начала неплохо, слетали вы вполне удовлетворительно» - не рассеяла его обиды и мрачного настроения.

Насупившийся Гирин не заметил, что командир его родной эскадрильи, поджидавший неподалёку Миусова, чтобы поехать вместе с ним на обед, и расслышавший заключительную фразу разбора, несколько удивился и с интересом взглянул на молодого лётчика. Откуда было знать Александру, что «вполне удовлетворительно» в устах Железного Ника - весьма высокая оценка. Проводив взглядом Гирина, который уходил, с нарочитым старанием печатая шаг, Миусов ухмыльнулся, видимо очень довольный собой. Потом, обернувшись к комэску и кивнув головой в сторону удалявшегося лейтенанта, уважительно обронил:

- Пилот! Пилот милостью божьей. - Задумавшись, Миусов поморщился, точно попробовал кислого, и гнусаво добавил: - Но вольнодумец, воздушный кавалерист какой-то. Конкистадор!

И закинув старенький планшет на плечо, направился к уже пофыркивавшему мотором «козлику», жестом пригласив следовать за собой командира эскадрильи.

Миусова окрестили Железным Ником не случайно. Лётному делу он служил преданно, кажется, и вовсе не помышляя о личной карьере, и даже со своеобразным рыцарством, в котором иногда угадывалась известная театральность. Однажды на КП, где за столом руководителя полётов восседал Миусов, появился некий достаточно высокопоставленный генерал, раздражённый каким-то беспорядком на стоянке самолётов, и хотя и в сдержанном, но все-таки повышенном тоне принялся выговаривать Миусову за это. Не поворачивая головы, лишь на секунду скосив глаза и не выпуская из правой руки микрофона, Миусов в своей обычной ленивой манере обронил:

- Товарищ генерал, вы мешаете мне работать, - он гнусавил заметнее обычного, и только это обстоятельство и выдавало его волнение.

Генерал на мгновение онемел. Свидетели этого разговора очень выпукло и в чисто авиационном стиле характеризовали потом этот драматический момент фразой: «Глаза у генерала стали квадратными!» Налившись кровью, генерал вспыхнул и, уже не сдерживая своего командирского голоса, в весьма красочных фразах принялся «чистить» и «регулировать» нарушившего субординацию офицера. Генерал был новым человеком в округе и плохо знал Железного Ника. Сохраняя каменную неподвижность лица и по-прежнему не поворачивая к начальству головы, Миусов выжал тангенту микрофона и гнусаво-хладнокровно скомандовал самолёту, который, заходя на посадку, только что доложил о проходе дальнего привода:

- Двести семнадцатый, посадку запрещаю, на второй круг.

После лёгкой заминки - все шло в норме и уж очень неожиданной была команда - пилот ответил:

- Двести семнадцатый понял, ухожу на второй круг.

- Поняли правильно.

Аккуратно положив микрофон на стол, Миусов встал по стойке «смирно» и негромко, невыразительно, без всякой тени эмоций сказал:

- Товарищ генерал, на связи восемь самолётов, три на посадочном манёвре. Садитесь и руководите полётами. Или, я убедительно прошу вас, не мешайте работать мне.