Фрэнк Герберт - Барьер Сантароги

— Просто подумал, может, в Сантароге существует проблема сегрегации.

— Сэр, в долине около тридцати-сорока цветных семей, и мы не делаем различий по цвету кожи. — Голос негра стал твердым и отрывистым.

— Я не хотел вас обидеть, — извинился Десейн.

— А я и не обиделся. — Легкая улыбка в уголках рта исчезла. — Должен признаться, что негр-официант — явление здесь не столь уж редкое. В заведениях вроде этого… — он обвел взглядом зал, — должно работать много негров. В традициях местного колорита нанимать таких, как я, на эту работу. — На его лицо снова вернулась ослепительная улыбка. — Это хорошая работа, но мои парни устроились еще лучше — они работают в кооперативе, а дочка хочет стать юристом.

— У вас трое детей?

— Два мальчика и девочка. Прошу извинить, но меня ждут за другими столиками, сэр.

— Да, конечно.

Когда официант ушел, Десейн взял кружку пива и, поднеся ее к носу, задержал на несколько секунд. Он почувствовал резкий запах подвала и грибов. Он вспомнил, что Дженни высоко отзывалась о местном сантарогском пиве. Отхлебнув, он понял, что Дженни оказалась права — пиво было мягкое, некрепкое, с привкусом солода.

«Дженни, — подумал он, — Дженни… Дженни…»

Почему она никогда не приглашала его посетить Сантарогу, хотя каждый уик-энд без исключений уезжала домой? Их свидания всегда происходили в середине недели. Он вспомнил, что она рассказывала ему о себе: сирота, воспитывалась дядей Паже и его кузиной… кажется, Сарой. Десейн сделал еще один глоток пива, затем попробовал суп. Действительно, вместе они пошли отлично. Сметана, как и пиво, имела тот же незнакомый привкус.

«Тогда Дженни действительно привязалась ко мне, — подумал Десейн. — Между нами возникло нечто волнующее. Но она никогда прямо не приглашала меня познакомиться со своими родственниками, посетить долину». Робкие намеки, прощупывание почвы, да, они были: «Что ты думаешь насчет практики в Сантароге? Ведь тогда ты сможешь время от времени обсуждать с дядей Ларри некоторые интересные случаи».

«Какие еще случаи?» — внезапно подумал Десейн, вспомнив этот разговор. В информации относительно Сантароги, которую обобщил доктор Селадор и которую он прочитал в папках, совершенно однозначно подчеркивалось: «Никаких сведений о случаях психических заболеваний».

«Дженни… Дженни…» Десейн мысленно снова вернулся в ту ночь, когда она сделала ему решительное предложение: «Сможешь ли ты жить в Сантароге?». Это были уже не робкие попытки прощупать, что он думает о подобной возможности.

Он вспомнил, как удивленно воскликнул: «Да с какой стати нам жить в Сантароге?»

«Потому что я не смогу жить нигде в другом месте». — Вот что она сказала тогда: потому Что я не смогу жить нигде в другом месте. «Любишь меня, люби мою долину».

Он умолял объяснить, что заставляет ее принять это решение, но она так ничего и не объяснила. Для нее все было ясно. Под конец он вышел из себя, в нем кипел гнев, усиленный задетым мужским самолюбием. «Неужели ты думаешь, что я не смогу содержать тебя в другом месте, кроме Сантароги?»

«Приезжай в Сантарогу, сам увидишь», — умоляла она его.

«Если только ты решишься жить в другом месте».

Тупиковая ситуация.

Несмотря на прошедшее время, при воспоминании об этой сцене щеки Десейна покрыл румянец. Заканчивалась последняя неделя их учебы в университете, и два дня она не отвечала на его звонки… А потом он сам решил не звонить ей и замкнулся в скорлупе своего уязвленного «эго».

Так и получилось, что Дженни вернулась в свою драгоценную долину, а когда он усмирил свою гордыню и написал ей, предложив приехать к нему, — ответа не последовало, словно, вернувшись в долину, она отрезала себя от внешнего мира.

Проклятая долина. Десейн вздохнул, вспоминая, с каким волнением говорила Дженни о Сантароге. Он оглядел зал с отделанными панелями стенами. Люди, которых он видел здесь, не соответствовали представлениям, сложившимся у него до приезда сюда.

«Почему она не отвечала на мои письма? — спросил он себя. — Наверное, она вышла замуж. Скорее всего в этом все дело».

Официант обошел край бара с подносом в руках. Бармен поднял руку и крикнул:

— Уин!

Официант остановился, поставив поднос на стойку, они приблизили друг к другу головы и начали перешептываться. По выражению их лиц Десейн понял, что они спорят. Вскоре официант произнес что-то, резко дернул головой, потом схватил поднос и отнес его к столику Десейна.