Роджер Желязны - Песня чужого мира

— Я не перестаю думать о твоих словах, помнишь, ты говорил о коммуникации, — сказал Мортон.

— Да?

— Ты спросил, что мы могли бы сказать друг другу.

— Правильно. Если они существуют.

Звуки стали еще выше. Рик начал испытывать неудобство. Неужели это возможно?

— У них не было бы слов для обозначения конкретных вещей, которые наполняют нашу жизнь, — сказал Мортон. — Ведь даже многие из наших абстракций основаны на человеческой анатомии и физиологии. Наши стихи о горах и долинах, реке и поле, дне и ночи с солнцем и звездами — они бы не смогли всего этого понять.

Рик кивнул. Если они существуют, интересно, что у них есть такого, что бы хотелось иметь и нам?

— Вероятно, музыка и математика, наши наиболее абстрактные отделы искусства и науки, могли бы быть точкой соприкосновения, — продолжал Мортон. Помимо этого, нам пришлось бы придумать какой-то метаязык.

— Записи этих песен могли бы иметь коммерческую ценность, — предположил Рик.

— А потом? — продолжал Мортон. — Могли бы мы быть сыграть роль змея-искусителя в их раю, рассказав им об удивительной жизни, которую они никогда не смогли бы прожить, и нанеся им этим травму? И есть ли какой-нибудь другой путь? Что они могут чувствовать и знать, о чем мы даже не догадываемся?

— У меня есть несколько идей, как перевести все это на язык математики, чтобы понять, действительно ли во всем этом есть логика, — внезапно сказал Рик. — Я вижу некоторые лингвистические формулы, которые можно применить.

— Лингвистика? Это же не твоя область.

— Я знаю, но мне нравится любая математическая теория.

— Интересно. А если их математика столь сложна, что человеческий мозг просто не сможет понять ее?

— С ума сойти, — ответил Рик. — Это могло бы захватить меня целиком. — Он засмеялся. — Но здесь ничего нет, Морти. Нам померещилось. Впрочем, если здесь есть какая-нибудь упорядоченность, мы в ней разберемся.

Мортон усмехнулся:

— Есть. Я в этом уверен.

Этой ночью сон Рика прерывался со странной периодичностью.

Ритмы песни звучали в его голове. Ему снилось, что песня и язык были одним и тем же, причем двусторонний мозг не мог описать это математически. Ему снилось, что он кончает свои дни в депрессии, глядя, как мощный компьютер решает задачу, а он даже не в силах оценить красоту решения.

Утром он все забыл. Он составил формулы для Мортона и запрограммировал их для анализа, мурлыкая неритмичный мотив, который ему никак не давался.

Потом он подошел к иллюминатору и долго смотрел на гигантский опоясанный мир. Через какое-то время это стало его раздражать, поскольку он не мог определить, смотрит ли он вверх или вниз.