Нина Катерли: Сенная площадь

- Могу привести ряд примеров, - заявил Барсуков.

- Приведите, прошу вас, - поощрил его Кац, который потому и стал кандидатом наук. что всю жизнь отличался любознательностью к явлениям природы. - Приведите, приведите, - повторил он и вынул из кармана пачку сигарет, но, взглянув на свои окна, тотчас спрятал ее обратно и предложил Григорию Ивановичу лучше прогуляться через сад.

Небо над Таврическим садом сплошь было залеплено толстыми и белесыми тучами. Из разрывов этих туч нет-нет да и выскакивало солнце, ошалело плюхалось в пруд, секунду трепыхалось в холодной воде, как блесна, и тут же исчезало.

"...и равнодушная природа красою вечною сиять", - вдруг ни с того ни с сего назидательно сказал Барсуков и твердо посмотрел в глаза Лазарю Моисеевичу. Тот, являясь человеком тактичным, никакого недоумения не проявил, как будто так оно и следует, что необразованный "бомж и з" цитирует бессмертные строки.

- "Красою. Вечною!" - злобно настаивал Барсуков и, когда Лазарь наконец кивнул, добавил: - Природа вечна, а человек в ней ничто. Сегодня он есть, а завтра нету.

- Люди, безусловно, смертны, - согласился Кац.

Барсуков посмотрел на него с жалостью, махнул рукой, снял с головы кепочку и принялся яростно трясти ее, точно ботинок, в который набрался песок. Ничего не вытряс и деловито сказал:

- Привожу примеры исчезновения людей и предметов: сорок рублей восемьдесят четыре копейки, принадлежавшие лично мне. Так? Теперь: Виталий Матвеевич, старик...

- Какой Виталий Матвеевич? - спросил дотошный Кац.

- Какой он был, точно не знаю, - задумчиво ответил Барсуков, - но, полагаю, дерьмо... А как исчез - это видел сам: в прошлую среду около автовокзала попросил рубль, я ему: только, мол, трешка, он взял, говорит: ничего, разменяю. Пошел к ларьку, через улицу шел, я видел, а потом вылез трамвай - и с концами. Пропал человек.

- Ясно, - сказал Кац. - Еще какие были явления?

- Еще явление с синей машиной. Пустая, без людей, с горящими фарами днем.

- Стояла?

- Ага. Хрен тебе в зубы. Прямо с Московского по середине площади как вжарит. И на Садовую. Милиционер еще свистел.

- Я думаю, - сказал Кац, закуривая, - что все это просто цепь совпадений.

- Тебе хорошо, - Барсуков снова тряс свою кепку, - тебе хорошо - ты дурак...

Он пожал руку ошеломленного Лазаря, который тут уж не сумел захлопнуть рта, и удалился величественной походкой человека, который знает, что ему делать. А кандидат технических наук долго еще стоял на пустой аллее у пруда с глупым выражением на интеллигентном лице.

Вечером того же дня, когда семья Кац сидела за чаем, а по телевизору показывали фигурное катание, раздался телефонный звонок.

- Лелик, тебя, - позвала Лазаря мать, - ты бы все-таки объяснил им, что беспокоить человека после работы - не дело.

- Олег, может быть, я подойду? - сказала Фира. - А ты ушел и будешь поздно. Ага?

- Во-первых, я просил больше не называть меня Олегом...

- Ах, прости, пожалуйста, забыла о твоем гражданском мужестве в кругу семьи, - сразу же надулась Фира, - между прочим, пока ты тут произносишь декларации о правах человека, человек ждет.

Человек, действительно, терпеливо ждал, хотя времени, как потом выяснится, у него было в обрез.

- Алло, - раздался далекий голос Барсукова, когда Лазарь наконец подошел к телефону. - Алло! Слушайте и записывайте для науки. говорит Барсуков из треугольника. Я гибну. Сос. Местоположения в пространстве определить не могу. Сколько времени - тоже не знаю. Выхода отсюда нету и мгла.

- Где вы? Какая мгла? - закричал Лазарь, глядя в окно, где с ясного черного неба иронически смотрели звезды.

- Мгла обыкновенная. Сплошная. Бело-зеленая. Видимости никакой. Гибну.

- Вы не пьяны? Слышите, Григорий Иванович, я спрашиваю - вы пьяны?

- В самую меру. Записывайте для науки: "Барсуков Григорий вышел из метро в 19. 03..." - голос становился все глуше и гас, точно "бомж'а и з" уносило куда-то прочь от земли.

- Темно и выхода нет. Гибну смертью храбрых во славу... - это были последние слова, услышанные Лазарем.

- Барсуков! Барсуков! - кричал он в опустевшую трубку.

Ни звука.

Никто, ни один человек на земле, никогда больше не видел Григория Ивановича Барсукова.

2

После возвращения из Болгарии, Александр Николаевич Петухов начал задумываться. А задумавшись, замирает на кухне с горящей спичкой в руке или чашку с черным кофе поднесет ко рту, а пить забудет. И Танечка, видя все это, очень переживала. Как-то раз зашла к соседке Марье Сидоровне за рецептом печенья на майонезе и вдруг внезапно и неожиданно расплакалась. Получилось это совсем некстати, Марья Сидоровна была не одна и к тому же больная. У нее сидела Дуся Семенова и Наталья Ивановна, так что слезы Танечки, хоть она и объяснила их зубной болью, конечно, стали обсуждаться.