Виталий Каплан - Трудно быть чертом

Игорь судорожно вздохнул и развеял Свиток. Затем разрешил пространству вернуться в прежние пределы. Тотчас заверещала за окном сирена «Скорой», зашумели трубы — топить в доме начали больше месяца назад, но до сих пор что-то у дэзовских сантехников не ладилось.

Ну, можно расслабиться и со вкусом допить остывающий чай. По крайней мере, ясно, что Федя жив и даже здоров телесно. Испытывай он сейчас боль — Свиток окрасился бы алым, голод или жажду — лиловым, ну а уйди он за грань Первой Жизни — Свиток так и остался бы белым. Белый — цвет смерти. Знак того, что одно кончилось, а другое только начинается. Строки жизни смыты с одной страницы — и начинают писаться на другой.

Но ничего большего Свиток не сказал. Искусники высоких кругов увидели бы что-то еще — настроение, желания, страхи. А с пятым на такое и надеяться смешно.

То, что Федя жив, ничего еще, однако, не объясняло. Могли похитить… кто?… да многие могли бы. Начиная от бандюков, промышляющих на рынке недвижимости, и кончая штатовской разведкой. Тем более недавнее предложение от американского друга… Или здешние конторы? Нет, здешние иначе бы действовали. Мягче, незаметнее. Позволили бы человеку ботинки надеть…

На этот раз он оказался на заднем дворе собственного замка. Некошеная трава пожухла, стала острой и ломкой, да и листву на старой березе тоже тронуло желтизной. И только разросшейся у крепостной стены крапиве хоть бы хны — темно-зеленая, с фиолетовым отливом, она вымахала в человеческий рост и ничуть не боялась жгучего солнца.

Надо бы велеть подзаботным навести порядок — видать, совсем разленились за последние годы. Да и раньше нечастые наезды в пожалованную твердыню как-то не способствовали образцовому ведению хозяйства. Если мужики в приписанных ему сёлах трудились как муравьи — своя-то ноша не тянет, — то эти, дворовые, чувствовали себя как… как в санатории, пришел ему на ум потусторонний образ. А стыдить их тоже не очень ловко. Образцового порядка может требовать только образцовый домохозяин. А у него в квартире пол не мыт с прошлого года, раковина обрела мутно-серый оттенок, в ванной штукатурка потрескалась…

Вадим Александрович обнаружился сидящим на огромном, три охвата в поперечнике, пне. И был он сейчас одет в потустороннее. Пиджак застегнут на две пуговицы, черный, с серебристыми нитями галстук затянут у кадыкастой шеи, стрелки на брюках ровнехонькие, черные ботинки как минуту назад начищены, сверкают на солнце. В таком виде князь, должно быть, входит в Онкольный класс — последние двадцать лет дари Алханай преподает на той стороне алгебру и геометрию. Учитель он строгий, порою безжалостный, дети стонут — но почему-то без всяких репетиторов поступают в вузы, где математика — профилирующий предмет. Тихий человек, незаметный, скромный труженик — идеальная норка для Смотрителя. Это Искатели должны внедряться в элиту или крутиться возле. Бизнесмены, Силовики, телеведущие, писатели, актеры, журналисты…

А Смотритель — он как паук в центре паутины. Дергает когда нужно за необходимые ниточки, и движется дело. Игорь почувствовал, что мягко и дипломатично сейчас не получится. Очень уж мучила заноза в душе.

— Мой князь, — без предисловий спросил он, — исчезновение Таволгина — это ваши люди сработали? Вадим Александрович моргнул.

— Что? Таволгин исчез? Ты это серьезно? — Игорю показалось, что князь даже на мгновение подскочил, будто из пня выдвинулась острая щепка. — Когда это случилось?

— Не более трех дней назад, — объяснил Игорь. — Вы простите меня, мой князь, но первой мыслью было, что после моего прошлого отчета вы решили погасить Таволгина по самому жесткому варианту.

— Игорек, ты что? — ахнул князь. — Мы же условились — наблюдаем твоего физика и дальше. И какое бы решение по нему ни приняли — только сообща.

— Простите, князь, — твердо сказал Игорь. — Плохо, что я так о вас подумал, но еще хуже было бы, удержи я эти мысли в себе.

— Разумеется, — кивнул Вадим Александрович. — А теперь изложи подробности.

Выслушав Игоря, он надолго замолчал. И все молчало вокруг — не шелестел ветер в листве березы, не трещали кузнечики в траве, не гомонили в кустах птицы. Сон замер, точно фильм, когда нажмешь на пульте кнопку паузы.

— Да, — пожевав губами, изрек дари Алханай, — это очень серьезно. Ты, мальчик, даже не представляешь, насколько это серьезно. Впрочем, тебе и не надо. Федора ищи. Можешь использовать Искусство, как тебе заблагорассудится. Я тоже пошевелю своих людей, подключим ГСУ, ФСБ… пройдемся широкой сетью…