Когда столовая опустела, Андриан подошел к раздатчице тете Шуре, совсем еще не старой, разбитной женщине.
- Теть Шур... Тут такое дело... Ты не могла бы сказать свое самое большое желание?
Очень удивившись, тетя Шура на мгновение нахмурилась, но затем расцвела обычной улыбкой.
- Ну и брёх ты, Андриан! Я тебе кто - подружка?..
У Андриана вспыхнули уши. Но от решения своего он отступать не хотел.
- Я серьезно, теть Шур, честное слово! Мне нужно... для эксперимента. В управлении, понимаешь, опрос проводят! Вот и хожу, спрашиваю. Не у тебя одной... Не хочешь отвечать - не надо, другие скажут. Обойдемся.
Тетя Шура вытерла полотенцем лицо и примирительно сказала:
- Теперь понятно, сразу бы и говорил. - Она сложила руки на груди и вздохнула: - Ох, Андрюша, Андрюша... Мужа бы найти. С хорошей специальностью. Солидного. Неплохо бы ученого, только... Боюсь я их. Уж такие они важные, говорят всегда непонятно... Может, лучше из артистов? А что? Знаешь, есть среди них... по телевизору часто показывают. Сами из себя смазливые, ручки тонкие... Ха-ха-ха!..
Тетя Шура подавилась смехом, покраснела, замахала полотенцем. Андриан выскочил за дверь...
С двумя кружками в руках Андриан высматривал место, где можно было бы приткнуться... Заметив, что из угла кивает Пахомыч, кладовщик их участка, Андриан пробрался к нему.
- Давай сюда, Андриан! Ставь кружки.
- Ну, Пахомыч! Ну, человек! Повезло мне - видишь, что здесь творится?
Сделав несколько глотков, Андриан блаженно отдулся. Иван Пахомович поинтересовался:
- Ну и как пиво?
Андриан отпил еще, облизнул губы.
- Вроде нормальное.
- Вот уж не скажи! Пиво, браток, старое... Не могу понять, где они его выдерживают? Ведь такой спрос - только подвози... Да-а, до немецкого этому пиву далековато.
Отодвинув пустую кружку, Андриан взял вторую.
- Ты и немецкое пил?
Кладовщик достал сигарету, размял ее и ловко прикурил одной рукой.
- Приходилось. В Восточной Пруссии, после капитуляции... Эх, какое время было! С войной покончили, остались в живых и, судя по всему, скоро по домам - чего лучше... Я, правда, в госпитале находился.
- Из-за руки лежал?
- Да... Привезли и сразу на операцию. Не успел глазом моргнуть отрезали и еще выругали, что рану запустил.
- А почему так?
Иван Пахомович затянулся, выдохнул дым.
- Война же, чудак-человек... А ранили меня в самом Кенигсберге, городе-крепости.
Замолчав, Иван Пахомович смотрел куда-то поверх голов, сквозь табачный дым. У него было такое лицо, что у Андриана защекотало в горле, и он, не сдержавшись, кашлянул. Иван Пахомович очнулся.
- Что ты сказал?
- А дальше?
Иван Пахомович подмигнул и хлопнул Андриана по плечу.
- Да ты и сам знаешь. Взяли мы Кенигсберг.
Незаметно для себя Андриан перешел на "вы".
- А как вы попали в госпиталь, Иван Пахомович?
- В госпиталь?.. Как тебе сказать... Бой продолжался, а рука распухла и болела все сильнее. Надо бы, конечно, врачам показать, но в батальоне не осталось ни одного медика. Ты, Андриан, не удивляйся: медиков мало было и они тоже лезли в самое пекло... Так и довоевался - на второй день потерял сознание... Ну, ты допил?.. Пора по домам...
Шли медленно, разговаривали...
Потом устроились на скамейке возле дома Ивана Пахомовича и закурили. Неожиданно Иван Пахомович рассмеялся.
- Как ты меня сегодня пытал... Или еще будешь?
И Андриан решил задать "тот" вопрос.
- Представьте себе, Иван Пахомович: есть возможность выполнить одну-единственную вашу просьбу, личную просьбу. Что бы вы пожелали?
Иван Пахомович поперхнулся дымом.
- Кгм... Слушай, ты это серьезно?
Андриан кивнул. Иван Пахомович потер подбородок и озадаченно хмыкнул.
- Надо же... Одну-единственную, говоришь?.. А почему не сказать? Никакого секрета здесь нет, не я один так думаю. Все, кто пережил Великую Отечественную, скажут тебе: войны не должно быть. Никогда и нигде...
Был поздний час, но Андриан все сидел в сквере напротив темных окон общежития. Вот Иван Пахомович рассказал о себе, о событиях известных, по сути дела, каждому, а с ним, Андрианом, произошло такое... И теперь душа не может успокоиться. Как будто он виноват... Наверное виноват, что не был с ними, солдатами той войны, ни в тяжких боях, ни в дни Победы. Не мерз, не месил грязь, не терял друзей. Не вставал навстречу огню... Иван Пахомович говорил, что самое трудное подняться в атаку. Страшен первый миг, а потом легче. Потом, если даже не видишь, то все равно уверен: рядом, слева и справа, чуть впереди и немного сзади - твои товарищи. С кем отступал и возвратился с боями аж вот сюда, до высоких шпилей и черепичных крыш, до амбразур, брызгающих свинцом...
Читать дальше