Александр Казанцев: Колокол Солнца

Мазарини всегда угадывали желания кардинала и позаботился представить ему столь же бездумных, как и отчаянных, дворян, у которых владение шпагой заменяло все остальные достоинства.

Немало бравых забияк, сознающих свои грешки, со страхом, какого не испытывали при скрещивании шпаг, побывали в библиотеке среди книг и рыцарских доспехов, "представ пред орлиные очи рыцаря креста и шпаги" герцога Армана Жана дю Плесси, кардинала де Ришелье, который предлагал им выбор между безоглядным служением ему и Бастилией с маячившим за нею эшафотом.

Надо ли говорить, что эти его посетители без колебаний предпочитали шпагу в руках во славу кардинала и Франции петле на шее за нарушение указа короля.

И вот одним из таких посетителей, которому предстояло сделать подобный выбор, в кабинете Ришелье оказался однажды и самонадеянный юноша, снискавший славу необыкновенного дуэлянта, Савиньон Сирано де Бержерак, "бешеный гасконец", гордо прошедший сквозь толпу гвардейцев в приемной кардинала, уже знавших, что прокатываться на счет носа гасконца небезопасно, ибо он обладал не только этим "украшением" лица, но ещё и ядовитым языком, так жалящим дворянское самолюбие, что вызов "оскорбителя" на дуэль становился необходимостью, а результат поединка при его неподражаемом владении шпагой предрешенным.

Мазарини считал, что приглашенный им на этот раз бретер может оказаться весьма полезным, скажем, в роте гасконцев, могущей достойно противостоять не столько враждебным Франции армиям испанцев или англичан, сколько мушкетерам капитана де Тревиля. Знал это и кардинал Ришелье.

Кардиналу Ришелье перевалило за пятьдесят, но он выглядел крепким, бодрым, полным энергии и властолюбия.

Сирано де Бержерак предстал перед всесильным кардиналом, оглядывая убранство кабинета, принадлежащего скорее ученому, чем государственному деятелю. Он явственно ощущал на себе испытующий взгляд его высокопреосвященства, облаченного в кардинальскую мантию с алой подкладкой. Лицо первого министра Франции было еще красиво с подкрученными усами и острой бородкой воина. На груди его красовалась золотая цепь с крестом.

- Сударь, - начал кардинал, опуская веки, - мне горестно напоминать вам, что нарушителям указа короля, запретившего дуэли, уготовано место в Бастилии.

- Воля короля и вашего высокопреосвященства для тех, кто готов отдать жизнь за Францию, священна.

- Не лучше ли отдать ее на поле брани, чем на эшафоте, сын мой? Будем откровенны. Сколько дуэлей на вашем счету?

- Сто, монсеньор, - вставил находившийся тут же незаметный в серой сутане, но подражающий своей внешностью Ришелье Мазарини.

- Сто? - переспросил кардинал, сверкнул глазами.

- На моем счету нет ни одного вызова на поединок, ваше высокопреосвященство, - сказал, гордо вскинув голову, Савиньон Сирано де Бержерак.

- Как так? Перед отцом церкви и первым министром короля вы утверждаете, что ни разу никого не вызывали на дуэль?

- Ни разу, ваша светлость!

- Но вы участвовали в поединках, нарушив тем волю короля!

- Разве его величеству более угодны трусы, бегущие от противника и пятнающие дворянскую честь? - вместо ответа с задором спросил Сирано.

- Не спорю, господин де Бержерак. Дворянская честь дорога королю, как и мне, его слуге. А у вас, как мне кажется, репутация в отношении защиты чести завидная. По части же острословия я и сам убедился в том, задав вам, как припоминаю, несколько вопросов на выпускных экзаменах коллежа де Бове.

- Я готов служить Франции всем, на что способен, если вы того пожелаете, ваше высокопреосвященство.

- Кому, кому служить? - нахмурился кардинал.

Он привык слышать о готовности служить ему или хотя бы королю.

- Франции, ваше высокопреосвященство.

- Франции? Это похвально, - недовольно заметил кардинал. - Но служить надобно и церкви, во имя которой десятилетиями льется кровь истинно верующих.

- Я готов стоять с ними рядом, пока мыслю и существую.

- Если не ошибаюсь, это формула философа Декарта?

- Совершенно верно, ваше высокопреосвященства. Декарт считает, что мир познается через наши чувства, и душа человека в соединении с его телом позволяет ему обрести способность мыслить, а следовательно, и существовать.

- Не кажется ли вам, молодой человек, что наша святая вера учит нас иному?

- По мнению Декарта, слепая вера слепа, а он своим учением помогает людям прозреть.

- И вы придерживаетесь этого лжеучения?

- Не вполне, ваше высокопреосвященство, ибо Декарт не объясняет всего многообразия мира, но тем не менее я преисполнен уважения к этому титану мысли.