Гарри Гаррисон - Стоунхендж

Отсутствие страха у стражей подбодрило и Эсона. Он знал, что на островах земля иногда сотрясается, да так, что дома рушатся, и потоки жидкого камня истекают из земных глубин. Значит, земля здесь трясется нередко, раз все вокруг не выказывают беспокойства. Он следил, как Эйас обматывал его руки тонкой кожей. Наложив первый слой, боец пристроил к костяшкам пальцев свинцовую пластину, привязав ее широкой полосой кожи потолще.

- Вот тебе и молот, - приговаривал Эйас, привязывая к другому кулаку такую же свинцовую полоску. - С одной кожей на кулаке приходится повозиться, чтобы убить человека. Для этого нужен свинец. - Снаружи пронзительно взвыли рога, и Эйас торопливо закончил наматывать ремни. - Вот и сигнал. Тебя требуют. Умри хорошо, горец. Многие почли бы за честь умереть от кулака царевича Атлантиды. - Он криво усмехнулся.

Руки Эсона неуклюже висели, как онемевшие копыта. Он поглядел на кулаки, пристукнул ими друг об друга. Лучше бы, конечно, любое другое оружие, но и это сойдет.

- Выходи, - приказал один из стражей и подтолкнул Эсона мечом в спину.

Не оборачиваясь, Эсон коротко ударил кулаком, угодив стражнику прямо в живот. Охнув, тот перегнулся, меч Звякнул о камни. И прежде чем прочие успели пошевелиться, Эсон шагнул вперед - на арену.

Двор оказался огромным; с трех сторон его окружал дворец, четвертая была огорожена низкой стенкой, за ней начинался обрыв. В центральной части двора располагалась широкая лестница, по бокам которой шли два ряда ярко-красных колонн, сужавшихся книзу. Такие же колонны шли сверху вдоль балконов, кое-где над ними золотом блестел двойной топор Атлантиды. У балконов и окон стояла нарядная публика - мужчины и женщины, но Эсон не замечал их. Он видел только топоры и мечи в руках воинов, стоявших возле стены дворца, около каждой двери. И мужа, что в одиночестве стоял на песке.

Темис. В таком же одеянии, как и сам Эсон. Умащенное благовониями, тело его блестело, обмотанные ремнями кулаки походили на дубинки. Он неторопливо направился навстречу Эсону, тоже двинувшемуся к противнику.

- Я с тобой говорить не буду, - начал Темис, замахиваясь кулаком, - я убью тебя.

Эсон отпрыгнул назад, смягчая силу удара, угодившего в плечо. И ответил могучим ударом, способным уложить насмерть быка, угоди он в нужное место. Но рука его лишь мелькнула в воздухе - Темис легко уклонился.

Острая боль вдруг пронзила Эсона, и он беспомощно повалился спиной на песок. Вдали взревели голоса.

- Вставай, - сказал Темис. - Это было только начало.

Эсон, шатаясь, поднялся, и избиение началось. На его тело обрушивался удар за ударом, оставляя синяки и ссадины. Сам же он не мог дотянуться до Темиса, попасть в расплывающийся в глазах силуэт. Только однажды, повалившись вперед, он ухитрился достать противника и нанести ему чувствительный удар в бок, но Темис отбросил его в сторону, продолжая молотить по голове, груди, плечам и рукам. Эсон не знал, сколько прошло времени, оно тянулось и тянулось, микенец напрасно размахивал руками, получая в ответ тяжеленные удары. Кровь текла по его лицу, заливала глаза, он ощущал соленый привкус во рту. Кровь покрывала и тело, желтый песок налипал на раны каждый раз, когда он падал. А потом он получил удар в солнечное сплетение, самый сильный. Эсон лишился способности двигаться и корчился, подобно рыбе на берегу, тщетно пытаясь вдохнуть воздух. Темис обернулся к царю и наблюдавшей сверху толпе.

- Все честно, - выкрикнул он. - Каждый удар, который он получил, должным образом угодил в назначенное место. Но забава окончена. Настало время ломать кости. Я перебью ему ребра и кости, я ослеплю его, искалечу его лицо, и только когда он осознает все это, я убью его!

Последние слова утонули в хоре хриплых криков. Да, все хотели видеть это, все желали видеть мастерство Темиса, запомнить гибель микенца и смаковать ее, вспоминая в последующие годы. Это был добрый день для всех.

Кроме одного. Эсон с трудом перекатился на живот, стараясь одолеть боль, подтянул под себя колени; он пытался смахнуть кровь с лица, протереть предплечьем глаза, чтобы хоть что-то видеть. Выхода не было. Этого мужа ему не повалить. Он не хотел себе такой бесславной смерти, и мысль о ней угнетала его сильнее, чем боль от полученных ударов.

Земля под ним затряслась, и Эсон упал на четвереньки, упираясь в землю руками. Рев в ушах его сделался громче. Неужели он настолько ослаб?

Но когда прямо на его глазах часть огромного здания осела, Эсон понял, что жуткий рев ему не примерещился и что сама земля сотрясается под ними.