Александр Казанцев - Обет молчания (Пылающий остров - 1)

И вот случай передал в руки ученого металл, который несомненно, судя по весу, относился к трансурановым. Это и был предсказанный им радий-дельта!

Исследовать его, как можно скорее всесторонне исследовать! Сообщение о радий-дельта будет не менее сенсационным, чем открытие сверхпроводимости. Кстати, надо повторить опыт Камерлинга Оннеса, посмотреть, как будет влиять радий-дельта на сверхпроводимость. А главное, торопиться нужно, успеть, пока сердце...

Откуда-то появился Кэд и потянул Бакова за собой.

Через минуту Баков был уже в лодке. Кореец заставил его лечь на дно. Сам он примостился на скамейках так, что мог грести лежа. На носу и корме лодка имела фальшивые борта и похожа была на бревно. Обмотанные тряпками, весла бесшумно опускались в воду.

Пошел сильный дождь. По тихому Амуру, скрытая темнотой и ливнем, поплыла коряга.

Когда лодка достигла середины Амура, Баков тихо сказал:

- Слушай, ходя! Одну вещь мне достать шибко надо.

- Можно достать, - шепотом согласился кореец. - Деньги надо.

- Самородок золота видел у меня? Отдам.

- Чего надо-то?

- Жидкий гелий мне нужен.

- Жидкий? Пить будешь?

- Нет. Люто холодная жидкость. В Токио, в университете, наверно, она есть.

- Если мало-мало есть, берем, - успокоил Кэд. - Харбин будем - знакомый японец скажу. Золото шибко любит.

На русском берегу прозвучал выстрел. Там не могли слышать шепота беглецов. Просто казак выстрелил "для опасности" в корягу...

* * *

Кленов шел по улице Харбина. Навстречу ему бежали китайчата, которые продавали "Русское слово". Бородатый купец в поддевке открывал лавку. Путейский инженер с бакенбардами и в фуражке с молоточками проехал на рысаке. Подковы звонко цокали по булыжной мостовой. Китаец нес на голове огромную корзину. Дворник отборной русской бранью отчитывал провинившегося мальчишку.

Какая-то дама с помятым лицом остановила Кленова и спросила по-русски, как ей пройти к вокзалу. Кленов ответил по-английски, что не понимает. Дама проводила его удивленным взглядом.

Кленов читал русские вывески и никак не мог представить себе, что он в Китае.

Вот и нужный переулок. Сомнительный кабачок.

Хозяин уже знал Кленова в лицо. Четвертый день этот хорошо одетый господин сидит в его заведении, завтракает здесь, обедает, ужинает, но ничего не пьет. Наверно, ждет кого-то...

Кленов занял привычный уже столик у окна, вдали от входа. По грязной клеенке ползали мухи.

Подбежавший китаец с косой смахнул салфеткой со стола невидимые крошки. Но мухи снова сели.

Кленов приготовился долго ждать. И вдруг в кабачок вошел Баков, такой же огромный, как и в Петербурге, как и в тайге, но чем-то не похожий на прежнего Бакова. Он гладко выбрит! Он без бороды!

Кленов приподнялся было, но услышал знакомый голос:

- Мало-мало сиди, пожалуйста, шуметь шибко не надо.

Оглянувшись, он увидел Кэда.

Баков протянул руку и тяжело опустился на стул. Только сейчас, глядя на безбородое лицо Бакова, Кленов понял, как сильно изменился профессор. Он помнил его в университете десять лет назад - шумного, любящего пошутить со студентами, помнил на студенческих сходках, которыми профессор не гнушался, встречал его и на студенческих пирушках, на которых профессор пил больше всех и громче всех пел запрещенные песни. В 1905 году произошло с Баковым несчастье: его дочь, курсистка, не вернулась с Обуховского завода, когда там были беспорядки...

С тех пор и заболел тяжело сердцем профессор Баков, с тех пор и стал он резок в словах и выступлениях, которые в конце концов привели его в сибирскую ссылку.

- Здравствуйте, голубчик Иван Алексеевич, - сказал Баков, тяжело дыша. Был я сейчас здесь в подвале. Ничего, подходящее место.

- В каком подвале? - ужаснулся Кленов.

- В винном, под кабачком.

- Зачем вам винный погреб? - недоумевал Кленов.

- Задержаться нам с вами придется, дорогой ассистент. Исследуем здесь подарок Таимбы.

- Боже мой, Михаил Иванович! Нас ждет Холмстед! Первоклассная лаборатория! Приборы! А вы... о винном погребе.

- Вот именно, голубчик. Не уверен я, что доберусь до этих приборов...

- Что вы говорите, Михаил Иванович! Вы прошли самое, осмелюсь вам заметить, трудное.

- С этим ходей, - указал Баков на маленького Кэда, - я бы к черту в пекло пролез и обратно выбрался вместе с котлом кипящей смолы. Но я не знаю, довезет ли он до Холмстеда вот эту деталь моего организма. - И Баков постучал в левую часть своей груди.

- Опять сердце, Михаил Иванович?