Array Журнал «Полдень XXI век» - Полдень XXI век, 2010 №11

Пахло сиренью и сбывающимися мечтами.

Племянник Генка сидел в кафе вместе с приятелями по театральному кружку и весело рассказывал, как разыграл дядю, притворившись инопланетянином.

В потемневшем небе сгустились фиолетовые сумерки и, если бы кто-то пригляделся, то увидел бы висящий над городом инопланетный корабль с обшивкой, блестящей металлом неизвестного земной науке происхождения.

Хотя, возможно, это была просто звезда.

Сначала Конрад увел мою девушку.

Это было давно, еще в колледже. Безусая юность, увитые плющом стены общежития, субботний бейсбол — я, как эталон неудачника, вечно на скамейке запасных, — и книги, тетради, погрызанные карандаши. Сверстники самых разных достоинств, разномастные, как собачки на выставке. И сосед по комнате — рыжий хам с брекетами, что сияют не хуже бриллиантового колье, — и кондитерская, испускающая флюиды крема и ванили, и однокурсницы в форменных юбочках в клетку, тоже испускающие (не юбки, а девушки) манящие флюиды.

Прежние чувства когда-то давили влагу из глаз. Как соковыжималка насилует грушу — сталью по мякоти. Слезы мои могли бы сравниться со стихией, бушующей рядом, — они такие же соленые. Словом, стыд и позор, с чем ни сравнивай. До встречи с мисс Н. я был — признаю! — слезливым ничтожеством с набрякшими веками и кривым позвоночником.

Вот Конрад, наверно, никогда не плакал.

И не потому, что у него нет генов сентиментального отца, а сам он так же далек от неврастении, как и от чтения английской классики. Просто Конрад — это не я. Если оставить его на безлюдном острове, в полярной пустыне, да хоть между Сциллой и Харибдой, вручив коробок спичек и перочинный нож, Конрад построит футбольный стадион и торговую империю. Знаете, есть такие люди, которые льву в пасть заглянут, президента своего возведут и воздух превратят в бумажки с портретами Вашингтона.

Конрад был из этой породы людей, поэтому он не стал останавливаться на достигнутом.

Забрав мою девушку, он поговорил с бандой Билли Воткинса.

И те перестали избивать меня по четвергам до обеда. Синяки постепенно сползли с моего тела, а я с тех пор не израсходовал и цента на пластыри. Громила Воткинс, казалось, не замечал несчастного хлюпика, Конрад здоровался со мной в коридоре и даже извинялся за то, что лишил меня милой половинки, которая, кстати, предложила остаться друзьями.

Тогда-то я и подхватил психическое расстройство — или оно подхватило меня, кто знает?

Неуверенность, переходящая в фобию, на почве несчастной любви; навязчивые мысли и эмоции, которые мозг — от недостатка йода и глюкозы — стал персонифицировать. Мои страхи вдруг напялили на себя клыкастые ухмылки и пиджаки, надушились зловоньем. Мечты обзавелись пунцовыми губами и глубоким декольте; сидя на лекции, я по рассеянности, бывало, гладил их стройные ноги.

Безумие хлопало меня по плечу и морщилось от лекарств, прописанных врачом — «Специально для нашего юного неврастеника: пообедал — запей микстурой, поужинал — подложи под подушку можжевельник, и волнения перед экзаменами как не бывало!..».

А потом вся эта дребедень (или переходный период, или шизофрения, или поиски души — каждый называет по-своему) вдруг оборвалась, и я познакомился с мисс Н.

Оглядывая всю свою жизнь — крупнее план! чуть приблизить!.. — перекладывая кирпичики памяти так и эдак, я понимаю: рано или поздно мы должны были встретиться. Как ось и колесо, как перо и бумага.

В тот вечер дождь, напористый и хлесткий, застучал в окно. Пустующая моя душонка попросилась наружу, и я покинул комнату, все еще жмурясь из-за ослепительных брекетов соседа. Рискуя простудиться и слечь, я пересек двор, поляну, сел под кроной одинокого тополя. Свитер промок и толстой тряпкой облепил тельце. Капли скользили вдоль пробора — и по носу, по носу. Наплывающий от полосы леса туман стелился по зеленому блестящему ковру.

И стоило мне снова вспомнить обо всех недавних унижениях, как из тумана выплыла она.

Мисс Н.

Подойдя ближе, она склонилась надо мной и посмотрела в глаза. Улыбнулась. Провела рукой по волосам, отбрасывая их назад. Мне показалось, что мы знакомы, что где-то мельком видели друг друга. Этот миг узнавания грозил стать вечностью, и тогда она прильнула ко мне и выпила мои слезы. Мисс Н. рассмеялась, взяла в свои сильные горячие руки мое сердце. И оно забилось вдвое сильней, зарокотало, словно починенный двигатель в руках умелого моториста. Потом мисс Н. оглядела скукожившуюся душу и разгладила ее уверенным движением, распахнула свитком и в отблесках молний прочла все, что в ней есть.