Кирилл Домбровский - Серые муравьи

— Папа, смотри, сколько здесь стрекоз! — крикнул Дэви. — И вон еще, еще!

Рэнди обернулся. Дэви показывал ему на карниз веранды. Там пряталось от дождя штук шесть таких же больших стрекоз, как та, которую накануне поймал Дэви. Рэнди направил в приемник сильную струю воздуха из пылесоса.

Одна из стрекоз опустилась на дорожку, туда, где кучка муравьев тащила серого паука. Дэви попытался ее поймать, но стрекоза улетела. Мальчик, заразившись настроением взрослых, стал давить расползающихся муравьев. Сухо хрустнул панцирь паука. Дэви наклонился, чтобы подобрать насекомое, и в этот момент один из муравьев его ужалил.

— Мама, меня укусил муравей!

Салли подбежала к сыну.

— Куда он тебя укусил?

— Вот сюда. — Дэви показал палец. — Знаешь, как больно!

Салли попыталась выдавить капельку крови.

— Больно!

Салли надавила еще. Дэви закричал и вырвался.

— Дэви, надо высосать ранку! Слышишь, Дэви!

— Ничего, это пройдет, — сказал Рэнди. — Пойдемте завтракать, еще никто не умирал от муравьиных укусов.

— Откуда ты знаешь? Может быть, эти муравьи ядовитые.

— В наших краях никогда не было ядовитых муравьев. Уж я-то знаю. Вот когда я служил в армии, один парень рассказывал, что в Бразилии однажды муравьи съели собаку, так то в Бразилии. А здесь, когда я был маленьким, таким, как Дэви, меня сколько раз кусали, — это все ерунда, почешется и скоро пройдет.

Дэви заплакал.

— Дэви, подойди сюда! Дэви!

Мальчик ревел. Том Рэнди подхватил его на руки.

— Ну покажи, что у тебя случилось. Мужчины не должны плакать.

Палец покраснел и немного распух. Дэви успокоился и теперь только тихо всхлипывал.

К веранде подошел бразилец:

— Доброе утро, мэм. Доброе утро, босс.

— Доброе утро. Проходите в кухню, завтрак уже готов.

— Спасибо, мэм. Что с мальчиком?

— Его укусил муравей.

— Муравей — это не опасно.

Рэнди отнес мальчика в кухню и посадил за стол. Дэви не плакал. Он попытался что-то сказать и не смог. Он тяжело дышал и медленно сползал со стула. Мать кинулась к ребенку.

— Том, выводи машину! Его нужно отвезти к доктору!

Том Рэнди и сам понял, что дело плохо. Он побежал в сарай, где стоял пикап. Том распахнул ворота, с трудом протиснулся на сиденье — машина стояла слишком близко к стене — и повернул ключ зажигания. Стартер загудел, но машина не завелась. Он вторично повернул ключ. Машина не заводилась. Он подкачал смесь и опять включил зажигание. Мотор не пошел. Раз за разом он поворачивал ключ зажигания, стартер с визгом крутил мотор, но машина не заводилась.

Подбежал Васко Мораес:

— Скорее, босс, мальчику плохо!

— Что-то с машиной.

— Едемте на моей.

Старый, истрепанный «плимут», ревя мотором, гремя железом, напрягая последние лошадиные силы, мчался в город по восточной федеральной дороге, впервые за многие годы не по краю шоссе, а в общем потоке машин.

Слева за окном был виден пустырь автомобильной свалки. Мертвые машины протягивали к небу свои мокрые ржавые кости. Дождик то прекращался, то снова начинал едва моросить. Было 6 часов 17 минут.

26 июня.

06 часов 17 минут.

Доктор Нерст смотрел через мокрое ветровое стекло на бегущий навстречу асфальт. Стеклоочистители мягко постукивали в четком своеобразном ритме: «ты-со-мной, и-я-с-тобой, ты-сомной, ия-стобой, ты-сомной, ия-стобой…» Эту ритмическую говорилку Нерст придумал еще тогда, когда мокрыми осенними вечерами, проводив свою невесту Мэрджори Бидл, он возвращался домой. Это было счастливое время…

Справа за окном тянулся пустырь автомобильной свалки. Нерст скользнул по нему равнодушным взглядом и снова перевел глаза на дорогу. Было еще очень рано, и автомобильный поток не заливал шоссе. После вчерашнего разговора с агентом из Бюро расследований Нерст находился в состоянии непрекращающегося нервного возбуждения. Тревожные события дня сплелись в его сознании в липкий клубок противоречий, сомнений и домыслов — домыслов, требующих немедленного разрешения.

Дождь прекратился, и Нерст включил стеклоочистители. Навстречу, гремя железом, промчался старый «плимут». «Символ современной цивилизации, — подумал Нерст. — Цивилизации, которую защищает доктор Ширер. Доктор Ширер… А что, собственно, дает ему право поучать меня? Все его разговоры о моральной ответственности ученых за последствия их работы — не есть ли все это просто бегство в политику ученого-неудачника, не сумевшего сделать ничего значительного в своей области?»