Урсула Гуин: Крылья ночи (сборник)

— Они уехали в семь утра.

— Ну и что?

И тут Пью понял. Баллоны с кислородом были рассчитаны на восемь часов.

— Каф и Зайин взяли с собой запасные баллоны. А может, у них есть запас в шахте?

— Был, но они привезли сюда все баллоны на заправку.

Мартин поднялся и показал на поленницу баллонов, перегородившую купол.

— В каждом скафандре есть сигнал тревоги.

— Не автоматический.

Пью устал и хотел есть.

— Садись и поешь, старик. Они сами о себе позаботятся.

Мартин сел, но есть не стал.

— Первый толчок был очень сильным, Оуэн. Он меня даже испугал.

Пью помолчал, потом вздохнул и сказал:

— Ну, хорошо.

Без всякого энтузиазма они влезли в двухместный флаер, который всегда был в их распоряжении, и направились на север. Долгий рассвет окутал планету ядовито-красным туманом. Низкий свет и тени мешали видеть, создавали миражи — железные стены, сквозь которые свободно проникал флаер, превратили долину за Адской Пастью в низину, заполненную кровавой водой. У входа в туннель скопилось множество механизмов. Краны, сервороботы, кабели и колеса, автокопатели и подъемники причудливо выступали из тьмы, охваченные красным светом. Мартин соскочил с флаера и бросился в шахту, но тут же с криком выбежал обратно:

— Боже, Оуэн, обвал!

Пью вбежал в туннель и метрах в пяти от входа увидел блестящую мокрую черную стену. Только что обнаженная обвалом порода казалась кровоточащей плотью. Вход в туннель, расширенный взрывами, казался таким же, как раньше, пока Пью не заметил в стенах тысячи тонких трещинок. Пол был мокрым и скользким.

— Они были внутри, — сказал Мартин.

— Они и сейчас, возможно, там. Но у них наверняка найдутся запасные баллоны.

— Да ты посмотри на крышу, Оуэн! Разве ты не видишь, что натворило землетрясение?

Низкий горб породы, прежде нависавший над входом в шахту, провалился в огромную котловину. Подойдя ближе, Пью увидел, что и эта порода испещрена множеством тонких трещин. Из некоторых струился белый газ, он скапливался в образовавшейся котловине, и солнечный свет отражался от него, словно это было красноватое мутное озеро.

— Шахта ни при чем. Шахта рассчитана правильно!

Пью быстро вернулся к нему.

— Шахта ни при чем, Мартин. Слушай, не может быть, чтобы все они были внутри.

Мартин последовал за Пью и начал поиски среди искореженных машин и механизмов — вначале безучастно, но с каждой минутой все более поддаваясь беспокойству. Он обнаружил флаер, который врезался под углом в яму. Во флаере было два пассажира. Одного из них наполовину засыпало пылью, но приборы его скафандра указывали на то, что человек жив. Женщина висела на ремнях сиденья. Ноги ее были перебиты, скафандр разорван, замерзшее тело было твердым как камень. Вот и все, что им удалось найти. Как того требовали правила и обычаи, они тут же кремировали мертвую, прибегнув к лазерным пистолетам, которые носили с собой. Им никогда раньше не приходилось пускать пистолеты в ход. Пью, чувствуя, что его вот-вот стошнит, втащил другое тело в двухместный флаер и отправил Мартина с ним в купол. Затем его вырвало, он вычистил скафандр и, обнаружив неповрежденный четырехместный флаер, последовал за Мартином. Его трясло так, словно холод Либры пронизал его тело.

В живых остался Каф. Он был в глубоком шоке. На затылке у него обнаружили шишку, но кости были целы.

Пью принес две порции пищевого концентрата и по стакану аквавита.

— Давай, — сказал он.

Мартин послушно взял стакан. Они уселись на ящики возле койки и пили аквавит.

Каф лежал не двигаясь, лицо его в обрамлении черных волос казалось восковым, губы были приоткрыты, и из них вырывалось слабое дыхание.

— Это все первый толчок, самый сильный, — сказал Мартин. — Он сдвинул горные породы. Должно быть, там находились залежи газа, как в тех формациях в тридцать первом квадрате. Но ведь ничто не указывало…

И тут земля выскользнула у них из-под ног. Вещи вокруг запрыгали, загремели, затрещали, захохотали: ха-ха-ха!

— В четырнадцать часов было то же самое, — произнес Разум дрожащим голосом Мартина, прислушиваясь к тому, как распоясывается и рушится мир. Но Безумие заставило вскочить, слушая, как проходит пароксизм, перестают плясать вещи, и кричать.

Пью перепрыгнул через разлитый аквавит и прижал Кафа к койке. Мускулистое тело отбросило его. Мартин навалился ему на плечи. Каф кричал, боролся, задыхался, его лицо почернело.

— Кислород! — скомандовал Пью. Пальцы инстинктивно отыскали нужный шприц; пока Мартин держал маску, он вонзил иглу в нервный узел, возвращая Кафа к жизни.