Стивен Кинг - Тёмная башня - 2 (Дверь между мирами)

При виде этого в горле у Детты заныло, появился металлический привкус; в голове полыхнула-метнулась летняя зарница острой боли; почудился некий зовущий голос... зовущий, а может быть, настойчивый и вопрошающий.

"А вот и нет, - подумала она, понятия не имея, кого имеет в виду или к кому обращается. - Нет, ничего у тебя не выйдет, не в этот раз, не сейчас. Не сейчас, а может быть, уже никогда". Голову опять вспорола стрела боли, и Детта сжала кулаки. Ее лицо тоже сжалось в своего рода кулак, его исказила глумливая гримаса сосредоточенности - выражение удивительное и приковывающее к себе внимание смесью злобы и почти блаженной решимости.

Пронизывающая боль не возвращалась. Как и голос - тот, что порой, мнилось Детте, говорил с ней во время таких приступов.

Она ждала.

Эдди подпер подбородок кулаками, и все равно голова его вскоре начала клониться на грудь, а кулаки поехали вверх по щекам. Детта ждала; черные глаза мерцали.

Голова Эдди дернулась кверху. С трудом поднявшись на ноги, молодой человек спустился к морю и плеснул себе в лицо водой.

"Правильно, молодой-холостой. До смерти досадно, что у них тут нету таблеток от сна, а то ты бы и их нажрался, верно?"

Эдди, усевшийся теперь уже в инвалидное кресло, очевидно, обнаружил, что устроился немного слишком удобно. Поэтому после долгого взгляда в открытую дверь (что ж ты там видишь, сопляк белопузый? Расскажи - получишь двадцатку, Детта хочет знать, что там) он опять плюхнулся задом на песок.

Снова подпер голову руками.

И вскоре опять начал клевать носом.

На сей раз беспрепятственно. Подбородок Эдди лег на грудь, а храп молодого человека Детта услышала даже сквозь шум прибоя. Очень скоро Эдди повалился на бок и свернулся калачиком.

Почувствовав внезапный укол жалости к лежащему внизу белому парню, Детта была удивлена, раздражена и испугана. Эдди походил всего лишь на маленького нахала, который в новогоднюю ночь силился не заснуть до полуночи, но сошел с круга. Потом Детта вспомнила, как этот сопляк с Настоящим Гадом пытались заставить ее проглотить отравленную еду и дразнили своей, хорошей, всякий раз в последнюю секунду выхватывая кусок у нее из-под носа... по крайней мере до тех пор, пока не перепугались, что она может отдать концы.

Если они испугались, что ты можешь умереть, почему прежде всего они попытались отравить тебя?

Вопрос напугал Детту не меньше, чем мимолетное чувство жалости. Она не привыкла задавать себе вопросы, и более того, звучавший у нее в голове вопрошающий голос, кажется, вовсе не походил на ее собственный.

"Стало быть, ухандокать меня этой отравленной жратвой они не хотели. Хотели, чтоб мне поплохело, вот и все. Чтоб сидеть тут и ржать, покамест я буду блевать да стонать, вот чего".

Выждав минут двадцать, она двинулась вниз, к песку, цепляясь пальцами за землю, подтягиваясь на сильных руках, по-змеиному извиваясь и ни на секунду не спуская глаз с Эдди. Она предпочла бы подождать еще часок, даже полчаса: лучше бы сопливый гаденыш углубился в царство снов не на одну-две мили, а на десяток. Но Детта просто не могла себе позволить такую роскошь, как ожидание. Настоящий Гад мог вернуться в любой момент.

Приближаясь к тому месту, где лежал Эдди (он все храпел; звук напоминал жужжание циркулярной пилы, которая вот-вот сдохнет), она подобрала обломок камня, подходяще гладкий с одной стороны и подходяще зазубренный - с другой.

Ее ладонь обхватила гладкий бок камня, и Детта, с тусклым блеском убийства в глазах, ползком двинулась дальше, туда, где лежал Эдди.

План действий Детты был жесток и прост: изо всех сил бить Эдди зазубренной стороной камня до тех пор, пока и он не станет таким же мертвым, бесчувственным и недвижным, как камень. Тогда она заберет револьвер и дождется возвращения Роланда.

Когда его тело примет сидячее положение, Детта предоставит Роланду выбирать: вернуть ее в ее родной мир или отказаться и быть убитым. "Тебе со мной все равно подыхать, заинька, - скажет она. - А хахаль твой приказал долго жить, стало быть, из того, про что ты тут языком махал дескать, хочу то, хочу се - ничего боле не выйдет".

Если бы револьвер, который Настоящий Гад дал Эдди, не сработал (такая возможность существовала - Детта никогда не встречала человека, которого бы боялась и ненавидела так, как Роланда; она считала его способным на любую низость, на любое коварство), она бы все равно разделалась со стрелком, прикончив его камнем или же голыми руками. Стрелок был болен, у него недоставало двух пальцев - Детта сумела бы справиться с ним.