Хол Клемент - Вопрос

Он долго стоял, уставившись в раскрывшуюся перед ним темноту, в то время как девушка, затаив дыхание, оставалась на месте. Затем он повернулся и пошел туда, где была оставлена лампа. Элита воспользовалась передышкой, чтобы снова обогнуть колодец и последовать за ним. Она подождала, стоя у него за спиной, когда он рассмотрит лампу. Девушка не понимала, чье сердцебиение слышит, свое или его. Затем он повернулся и медленно, но целенаправленно двинулся к колодцу.

Она мгновенно оказалась перед ним, загородив дорогу. Он остановился, и на его лице промелькнула слабая улыбка.

— Не бойся. Ты и одна сумеешь вернуться.

— Я знаю, что сумею. Дело не в этом, господин. Вы тоже должны вернуться.

— Зачем? Последняя вещь, которая оставалась у меня в жизни, лежит вон там, — он кивнул в сторону колодца.

— Нет. Есть и еще кое-что.

Он поднял брови. Ему вспомнилось предложение Юдит, сделанное несколько недель назад. Он старался очень осторожно подбирать свои слова.

— Ты мне можешь сказать, что у меня еще осталось? Моей семьи больше нет. Моя борьба проиграна.

— Нет! — теперь она почти кричала. — Вы не правы! Ваша борьба не проиграна — она едва еще началась. Разве вы это не видите? Я не могу ни читать, ни писать… у меня нет ее мудрости… но я могу слышать. Я слышала почти все, что вы говорили ей, и я многое из этого узнала. Я знаю, с чем вы боретесь, и знаю, что вы сейчас понимаете в этой болезни больше, чем любой живой человек на земле. Это все равно ваша борьба, хотя вы и потеряли своих детей. Мой господин, я — женщина. Возможно, у меня никогда не будет моих собственных детей, но я могу поговорить с теми, у кого они есть или будут. Я знаю, чего стоит ваша борьба… я знаю, что спрятано в том, другом, колодце, где вы держите украденного из деревни ребенка. Я знаю, почему вы не могли сказать нашей госпоже, что вы делаете или почему это не получится до тех пор, пока не произошло несчастье с ребенком…

— Даже и тогда я не мог сказать ей, — обрезал Марк. — То, что я ей сказал, было неправдой. Я ввел ребенку свою кровь, и она убила его. Как я мог ей это сказать?

Элита широко раскрыла глаза.

— Вы хотите сказать, что кровь одного человека может убить другого? Значит, Кирос был убит кровью собственной матери?

— Нет. Он мог бы быть убит, но я не уверен в причине. Все было не так. Я не могу сказать, помогла бы или повредила ему кровь матери. Он умер до того, как она вскрыла собственную вену. Она воспользовалась ножом, чтобы вскрыть его руку и вставить в сосуд трубку от воронки, но она не смогла ввести туда ни капли собственной крови. Она, должно быть, увидела, что он умирает, еще до того, как начала помогать. Я не знаю, отчего он умер: возможно, он умер бы все равно, а может, то, что она вставила в его вену пустую трубку, и убило, хотя мне трудно сказать, почему это произошло. Как я могу докопаться до правды, когда столько разных вариантов могут быть правдой. Может быть, она была права… может быть, боги действительно прокляли нас.

— Или ее.

— Нет! Ни один бог, который мог проклясть такую женщину, как Юдит, недостоин того, чтобы ему поклонялся человек.

— Но ведь стоит бороться с демоном, который мог это сделать!

— Может быть, — несколько минут он молча размышлял. — Но я не вижу, как после всего этого я смогу продолжить борьбу. Юдит больше нет, а без ее помощи, без ее подсказок, без ее наводящих намеков… я не могу бороться один… я больше не могу ясно мыслить… может быть, она была права, когда говорила, что нельзя ничего пробовать на других людях…

— Она была не права, — оборвала его Элита. — Она не могла думать иначе, потому что у нее были собственные дети. Будь у меня дети, я бы, наверное, думала так же. Но в моем положении я могу думать о детях других матерей, как нынешних, так и тех, которые появятся много лет спустя. Я любила вашу жену. Я была ее рабыней всю жизнь, насколько я себя помню. Я любила ее детей, хотя они и не были моими. А так как я могу любить чужих детей, то могу и думать о других детях. Я не так мудра, как она…

— Странно, — пробормотал он.

— …но я уверена, что в этом она была не права, а вы были правы. Она не могла допустить и мысли, что вы используете чужого ребенка, потому что могла думать только о том, как бы чувствовала сама себя в таком случае. Вы, господин, не могли использовать своего ребенка. Теперь же хотите прислушаться к ее мертвому голосу и прекратить борьбу. Послушайте меня, господин, продолжайте борьбу… ради матерей и детей, которые еще будут!