Эйв Дэвидсон - Дом, который построили Блейкни

— Четыре человека идут сюда по лесной дороге, ах, эй, — сказала Старая Большая Мэри.

Молодой Рыжий Том сразу ее понял. «Не наши».

В длинной кухнекомнате стало тихо. Старый Белянка Билл заерзал на креслосиделе. «Оно должно Беглого Маленького Боба и той Худой Джинни будут, — сказал он. — Помогите мне встать, кто-нибудь».

— Нет, — сказала Старая Большая Мэри. — Не их.

— Должно быть. — Старый Белянка Билл с шарканьем поднялся на ноги, оперся на свою тростепалку. — Должно быть. Чьих бы им еще быть. Всегда говорил — она за ним вдогожку убежала.

Молодой Белянка Билл положил еще кусок горидерева на горючиво. «Воонна, воонна», — пробормотал он. Тогда все разом заговорили и столпились у окноглядок. Потом все замолчали. Булькали большие пищегоршки. Молодая Большая Мэри взволнованно мямлеговорила. Затем ее слова прозвучали в ясноречии.

— Гляньте сюда… гляньте сюда… говорю, я, они не Блейкни.

Старая Маленькая Мэри крикнула, спускаясь из пряжекомнаты: «Люди! Люди! Трое их и четверо на лесной дороге, а я их не знаю, и, ох, они странноходят!»

— Четыре незнакомых человека!

— Не Блейкни!

— Брось глупомолоть! Должно быть! Чьих еще?

— Но не Блейкни!

— Не из Дома, глянь-ка, глянь-ка! Люди… не из Дома!

— Беглый Боб и та Худая Джинни?

— Нет, не может быть. Стариков нет.

— Дети? Детидети?

Все, кто раньше не смотриглядел, пришли теперь; то есть все, кто оказался в Доме — прибежали из коровокомнаты и лошадекомнаты, и маслосырокомнаты, железокомнаты, юколокомнаты, даже из болелокомнаты.

— Четыре человека! Не Блейкни, кое-кто говорит!

— Блейкни ли, не Блейкни ли, а не из дома!

Роберт Хайакава и его жена Шуламифь вышли из лесу, а с ними Эзра и Микичо. «Ну вот, что я говорил, — как всегда медленно и осторожно сказал Роберт, — у дороги может не оказаться конца в одном направлении, но маловероятно, чтобы она и в другом тоже никуда не привела».

Шуламифь вздохнула. Она была на последнем месяце беременности. «Возделанные поля. Меня это радует. Больше на этой планете их и следа нигде не нашлось. Наверное, это новое поселение. Но мы уже обо всем этом говорили…» Она внезапно остановилась, и все остальные тоже.

Эзра показал пальцем: «Дом…»

— Он скорей похож на, ну, как бы сказать? — Микичо зашевелила губами, ища слово на ощупь. — На… на замок ? Роберт?

Роберт сказал очень тихо: «Он не новый, что бы он собой ни представлял. Он совсем не новый, разве ты не видишь, Шуламифь. Что ?..»

Она чуть вскрикнула, встревожась, а может, просто от удивления. Все четверо обернулись, стремясь увидеть, что ее удивило. Человек бежал к ним по полю. Когда все они повернулись к нему лицом, он споткнулся и остановился. Затем снова пошел, странной неуклюжей походкой. Через некоторое время им стало видно, как у него шевелятся губы. Он показал на четверых пальцем, помахал рукой, помотал головой.

Они услышали, как он говорит: «Ах-эй, ах-эй. Эй. Глянь-ка. Мым. Мым, мым, мым. Ох эй…»

У него было румяное лицо, круглое лицо, выдававшееся над глазами вперед, над выпуклыми синими глазами. Нос у него был как у орла, острый, крючковатый, а отвислые его губы дрожали. «Ох-эй, вы, должно быть, мым, его имя, как? А она за ним вдогонку убежала? Давнодавно. Джинни! Худая Джинни! Детидети, ах-эй?» Позади него в поле двое животных остановились перед плугом, обмахиваясь хвостами.

— Смотри, Мичико, — сказал Эзра. — Наверное, это коровы.

Человек остановился футах в десяти от них. Он был одет в грубое редкое полотно. Он опять помотал головой. «Коровы, нет. Ох, нет, мым, мым, фримартины [1] неполноценная в сексуальном отношении телка, как правило бесплодная, родившаяся вместе с бычком-близнецом , другех. Не коровы. Ему что-то пришло в голову, удивительное чуть ли не до дрожи. — Ах-эй, вы же меня не знаете! Не знаете меня! — Он рассмеялся. — Ох. Ну и дела. Незнакомые Блейкни. Старый Рыжий Том, говорю я».

Они степенно представились. Он наморщил лоб, его вялый рот задвигался. «Не знаю им имя, — сказал он через минуту. — Нет, э, мым. Сочиняют их такие, как дети, в лесу. Давнодавно. Ох, мне, вот! Беглый Маленький Боб. Да, это имя! Ваш отец-отец. Умер, ах-эй?»

Очень вежливо, очень устало, ощутив — теперь, когда остановился утомление после долгого-долгого пути, Роберт Хайакава сказал: «Боюсь, что я его не знаю. По-моему, мы не те, за кого вы нас, видно, принимаете… вы не знаете, нельзя ли нам пройти к дому?» Его жена что-то пробормотала в знак согласия и прислонилась к нему.