Эйв Дэвидсон - Сейчеверелл

Джордж нагнулся, схватил было стул, но красный комбинезон прошмыгнул у него между ног, и он споткнулся. Стул вырвали из его рук; он распрямился, сжав кулаки, но бородатый человек обрушил стул на него. Удар пришелся по переносице, раздался хруст, Джордж упал, перевернулся и больше уже не встал. Тишина.

Сейчеверелл икнул. Потом спросил: «Принцесса Зага, почему вы в мужской одежде?»

— Бородатый мужчина и так бросается в глаза, благодарю покорно, сказала принцесса, снимая цепь. — Реклама нам ни к чему… Давайте выбираться отсюда.

Она взяла его на руки, и все трое вышли на безлюдную темную улицу; заколоченные окна слепо таращились вслед. Шел густой снег, его заметало в разгромленную прихожую и в комнату, где кровь Джорджа, натекшая маленькой лужицей, стала уже замерзать.

— Вот наша машина, Сейчеверелл, — сказал мужчина в красном детском комбинезоне, со старым, измученным, маленьким, как у ребенка, лицом, засовывая сигару в рот. — Ну и времечко…

— Полагаю, вы по-прежнему сотрудничаете в передвижном цирке, генерал Пинки?

— Нет, детка. Новые владельцы не пожелали признать наш профсоюз, поэтому мы уволились и перешли на соцобеспечение в Саросоте. Не то чтобы профсоюзы были намного лучше, заметь себе: уловки в духе Бисмарка с целью разубедить трудящиеся классы в необходимости индустриального правления на подлинно марксистско-лейбористско-социалистической основе. У нас есть телевизор, детка.

— Посмотри-ка, кто тебя тут дожидается…

Принцесса Зага открыла дверцу «универсала» и передала Сейчеверелла с рук на руки. Внутри на заднем сиденье расположилась самая огромная, самая необъятная, самая толстая женщина в мире.

— Принцесса Опал! — закричал Сейчеверелл, прыгая к ней в объятья; он затерялся среди безбрежных просторов ее груди, купаясь в теплых потоках готских слез. А она говорила: «Мой драгоценный, мой маленький мальчик, мой ненаглядный Питер Пэн».

— Это мадам Опал составила план всех наших действий, — заметила принцесса Зага, включила зажигание и повела машину прочь. Генерал Пинки зажег сигару и развернул номер «Уикли Пипл».

— Составила, составила, — ворковала Мадам Опал, целуя и обнимая Сейчеверелла. — Ой, до чего же ты неухоженный! Ой, какой худенький! Мы устроим чаепитие, совсем как раньше, с самым лучшим кукольным сервизом; позаботимся, чтобы ты хорошо кушал, и вымоем тебя, и причешем, и повяжем на шею бантик.

Сейчеверелл заплакал. «Ах, у Джорджа было так ужасно », — сказал он.

— Ничего-ничего, он просто не понимал, что к чему, — успокаивала его мадам Опал.

— Не понимал он, как же! — бросила принцесса Зага.

— Хищнический капитализм… — начал генерал Пинки.

— Ничего-ничего, милый, забудь об этом, это был просто страшный сон…

Сейчеверелл утер слезы о грандиозный бюст мадам Опал, прикрытый бархатом с блестками. «Джордж вел себя очень подло по отношению ко мне, — сказал он. — Он очень подло со мной обошелся. Но, знаете, мадам Опал, хуже всего было то, что он обманывал меня, он все время меня обманывал, и я чуть было не поверил ему, это и было ужасней всего: я чуть было не поверил, будто я — обезьяна».