— Я часто говорю с ними.
— Значит, они подстраивали все это по твоему наущению? Или сами хотели избавиться от меня? Или же ты делал это помимо них?
— Они действовали по моему приказанию. Они не желали твоей гибели; с точки зрения чисто личной не хочу этого и я. К сожалению, ты слишком общителен.
— Что ты имеешь в виду? И почему это, собственно говоря, так уж плохо?
— Я задал тебе много вопросов, пока ты был нашим пленником, и не только о тебе самом, но и о технических знаниях, которыми ты располагаешь. Ты ответил на все вопросы честно и, насколько я могу судить, правильно. Сам я не специалист в электротехнике, но знаю достаточно, и понимал почти все, о чем ты говорил.
— Чем же в таком случае я тебе не понравился?
— Если ты рассказал все мне, а полагаться на меня ты никак не можешь, то ты, несомненно, расскажешь все и народу Дар Лан Ана. У меня нет возражений против уровня цивилизации, которого они достигли, но зато есть веские причины не давать им возможности достигнуть уровня технологии твоего народа.
— Откуда ты знаешь о нашем уровне технологии?
— Об этом говорит само твое присутствие на этой планете.
— Почему ты возражаешь против того, чтобы они узнали нашу технологию? Ведь ты тоже ее узнаешь.
— Мы не хотим, чтобы они покинули эту планету. Они нужны нам здесь.
У Крюгера мелькнуло смутное подозрение, и, чтобы проверить его, он спросил:
— А как насчет вашего народа там, в деревне? Ты бы тоже возражал?
— В высшей степени. Ими легче управлять, когда они такие, какие есть.
— Как же ты смеешь говорить мне все это, когда рядом стоит Дар Лан Ан и слушает наш разговор?
— Его Учителя все знают. Они не хотели помочь мне избавиться от тебя, но мне удалось их принудить. Когда их попытки не удались, я приказал им прислать тебя сюда, чтобы убедить тебя, если возможно, или убить, если это окажется невозможно.
Крюгер, убедившись, что подозрения его оправдались, наклонился к самому аппарату и заговорил с такой злостью, какой еще никогда не испытывал.
— Теперь мне все понятно. Ты не принадлежишь ни к расе Дара, ни к расе народа, который жил в этой деревушке. Ты и тебе подобные вертите жителями деревни в делах повседневных и указываете остальному населению планеты, как поступать в делах более сложных. Я не знаю, кто из вас — вы или они — был аборигеном этого мира, но мне совершенно ясно, почему вам не хочется, чтобы они покинули теперь эту планету. Вам бы тогда пришлось самим работать на себя! Что, неправда?
К концу тирады Крюгер настолько разъярился, что было просто чудом, как невидимому собеседнику удавалось его понимать. Но он, видимо, понял.
— Отчасти ты прав, — спокойно ответил он.
— Отчасти! Я прав во всем! Ну-ка, выйди, покажись!
— Боюсь, что именно сейчас это совершенно невозможно.
— Чего же ты боишься? Что я нечаянно наступлю на тебя и раздавлю?
— Не совсем так. Хотя, вообще-то говоря, наша встреча, произойди она в условиях, пригодных для жизни одного из нас, и в самом деле окончилась бы смертью другого. Я бы не смог выжить в твоем окружении, и я почти уверен, что ты не выжил бы в моем… Во всяком случае, Дар Лан Ан не выжил бы наверняка.
— Значит, он, а не ты абориген этой планеты. А вы явились сюда и поработили их!
— Я недостаточно хорошо знаю прошлое, чтобы опровергнуть твое утверждение, но полагаю, что ты неправ.
— Здесь же все ясно.
— Ты делаешь слишком уверенные заявления, основываясь на крайне малочисленных данных. Согласен ли ты пообещать мне не передавать народу Дар Лан Ана никаких знаний, за исключением тех, что мы одобрим?..
— Нет!
— Подожди, дай мне закончить… пока ты узнаешь о нас достаточно, чтобы судить объективно.
— А как я об этом узнаю?
— Я согласен освободить тебя от твоего обещания, как только ты об этом попросишь, но при условии, что я оставляю за собой право прикончить тебя, если найду это необходимым или целесообразным.
— И ты думаешь, что я буду чувствовать себя связанным обещанием, которое дам при таких условиях?
— Да. И я просто не советовал бы тебе делать и говорить что-нибудь такое, что дало бы мне основания в тебе усомниться. Я уверен, ты знаешь, что я имею в виду.
— А как насчет Дара?
— Как я уже сказал, он волен говорить все, что ему угодно, пока он жив. У него нет знаний, которые, по нашему мнению, не должны быть переданы его народу.
— Он слышал, когда мы говорили об электричестве.
— Я помню.
— Ладно, будь по-твоему, я не стану рассказывать ничего без твоего ведома. Но предупреждаю, что убедить меня будет трудновато.
Читать дальше